Найти шпиона

Евсеев проснулся рано, как от резкого толчка: приснилась Шура, в какой-то старинной школьной форме, какую носили, наверное, в начале двадцатого века… Только юбка очень короткая, как у стриптизерши, даже узкие красные трусики видны. Дурость какая. Ничего больше не запомнил, а в сердце осталась неприятная заноза. Вот была Шурочка, и сплыла Шурочка… А что ей снится, интересно?

Родители еще спали. Цезарь сидел черным неподвижным изваянием перед его кроватью, будто злой волшебник превратил его в камень. Будить хозяина он не смел, только смотрел шоколадными глазами – гипнотизировал. Рядом примостился Брут, переступал мягкими лапами, массируя ковер, беззвучно открывал розовую пасть – мяукать в голос по утрам строго запрещалось.

– Встаю, встаю, – сонным голосом пообещал Юра. – Все. Сейчас…

Часы показывали 6:05. Сразу, не давая себе уцепиться за остатки сна, он вскочил на ноги. Цезарь вмиг ожил, расколдовался, волнами заходила ухоженная черная шерсть, застучали когти, хвост отбарабанил по полу частую нетерпеливую дробь. Толстяк Брут нарезал несколько кругов около Юры и потрусил, призывно оглядываясь, в кухню, где стоит его кормушка.

– Что, звери, жрать хотите? – вопросил, зевая, Юра. – А зарядку, зубы чистить, руки мыть? Хорошо вам, вас это не касается… Это бремя человека разумного!..

На улице еще нет привычной сутолоки, стекла автомобилей во дворе покрыты девственной росой. На боковом стекле «Пежо» проступило нарисованное пальцем сердечко и какое-то дурацкое слово «любовь». Холодно! Хорошо! Придерживая Цезаря за ошейник, Юра пересек улицу и неспешной трусцой добежал до сквера. Цезарь соблюдал степенность, в галоп не срывался, но его мощные мышцы гудели под кожей, как провода высокого напряжения, и только ждали команды.

В сквере Юра его отпустил. Под сенью старого каштана сделал разминку, подтянулся шестнадцать раз на крашеных воротцах, наперегонки побегал с Цезарем, потом надел на него поводок, сказал:

– Сейчас пойдем на конспиративную встречу. Не шуметь, лапы на плечи не класть, слюной не пачкаться, отслеживать обстановку! Все ясно?

Цезарь поднял на хозяина умные преданные глаза. Какие могут быть вопросы, хозяин?

К без четверти семь они оставили позади несколько оживающих, медленно наполняющихся людьми кварталов и оказались в некоем уютном тихом дворике в двух шагах от метро: с одной стороны – тусклый трехэтажный дом, в каких в середине века селили промышленное начальство среднего звена, с другой стороны – общежитие камвольного комбината, с третьей и четвертой – старые гаражи и подвалы.

На скамеечке у кирпичного бастиона подвалов уже сидел старичок с поросшей седым волосом бородавкой столь странного вида, что Цезарь замедлил шаг и озадаченно наклонил голову.

– Доброе утро, Иван Семенович, – поздоровался Юра.

Старичок сладко улыбнулся и протянул куратору руку.

– Доброго вам утречка, Юрий Петрович!

Потом опасливо покосился на Цезаря.

– У-у, какая псина… Он не кусается?

Цезарь готов был сквозь землю провалиться. Как джентльмен, у которого при первой встрече спросили: не портит ли он воздух за столом… За кого его принимает этот старикашка? За безмозглую уличную шавку?

– Что вы?! – заступился за своего друга Евсеев. – Цезарь хорошо воспитан, он все понимает, как человек…

Ньюфаундленд благодарно кивнул хвостом. Он привык, что новые знакомые восхищаются его умными глазами, мощной статью, густой блестящей шерстью. Но старик только скользнул по красавцу-псу холодным невидящим взглядом, зато на хозяина смотрел действительно восхищенно, с приторной улыбкой, будто выражал искреннюю преданность.

– Красота-то какая, Юрий Петрович! Что природа-то выделывает, а?…

Он обвел рукой дворик, приглашая насладиться вместе с ним этим чудесным утром. Цезарю старик не понравился: мало того, что он плохо воспитан, от него пахло прелостью, горькими порошками и нечистой совестью. И еще – близкой смертью. Смерть не была связана ни с порошками, ни с прелостью, ни с пустым кожаным мешком, болтающимся у старика под подбородком, ни даже с его возрастом. Возраст и болезни тут ни при чем, он умрет не от старости. Неожиданной, грязной смертью.

Как настоящий джентльмен, Цезарь не стал предавать огласке свои сугубо личные наблюдения, а просто отвернулся.

Юра Евсеев тоже, видимо, хотел как можно скорее избавиться от своего собеседника. Он не стал поддерживать разговор о погоде, просто взял у него из рук дешевую пластиковую папку, а взамен протянул мятый почтовый конверт, надо признаться, довольно тощий.

– Извините, Иван Семенович, за столь раннее беспокойство… Вот ваш гонорар.

– Что вы, что вы! – замахал руками старик. – Конспирация важнее сна! Помню, в былые времена, в три часа ночи с куратором встречался… Спасибо!

– До свидания, Иван Семенович. Связь в прежнем режиме.

Евсеев пожал вялую холодную руку. «Как снулая рыба», – мелькнула непрошеная мысль. Они вышли из старинного дворика, а Иван Семенович остался сидеть на скамейке. Еще минут десять, а потом выйдет с другой стороны и нырнет в метро. Конспиративная встреча закончилась.