Найти шпиона

Ильяс Бакиев онемел и впал в ступор. Он сидел неподвижно, на миг Юра подумал, что он потерял сознание.

– Ах, вот оно что, – наконец произнес «дядя Коля». – То-то я смотрю – столько лет меня никто не трогал, а тут вдруг взялись… И не заступается никто из старых друзей… А вы старые дела вспомнили…

Он закрыл лицо ладонями.

– Эти дела не стареют, – сказал Юра. – И сроков давности по ним нет.

– Я устал, – глухо пробился сквозь ладони голос разоблаченного резидента. – И мне надо подумать. Давайте отложим разговор до завтра… До утра.

Юра кивнул:

– Что ж, до завтра так до завтра.

Но продолжить допрос не удалось. Утром «дядя Коля» был найден в камере мертвым. Отравлен цианистым калием, капсула с которым была вмонтирована в коренной зуб еще несколько десятилетий назад. Отвинтить коронку он через столько лет не смог и сломал ее, грызя табуретку. Смерть наступила мгновенно. Он лежал на полу, вцепившись раскрошенными зубами в изгрызенную и окровавленную деревянную ножку, как старый волк, попавший в капкан и не сумевший разгрызть холодную сталь.

Еще один след к шпиону из прошлого оборвался навсегда.

Глава 7 Ключ к секретам – Леший

На пятнадцать лет он устарел, этот трехтонный осколок «холодной войны», а потому должен был замолчать навсегда, постепенно сойти с орбиты и, в конце концов, сгореть в атмосфере. Но этого не произошло. То есть вначале он замолчал, но не навечно, как замолкают обычно отработавшие свой срок спутники-шпионы. Что-то изменилось в планах Разведывательного Управления, что-то изменилось в нем самом, и теперь Old Jazzy, «Старый Живчик», как свойски называли операторы Центра контроля низкоорбитальный спутник видовой разведки «Лакросс-2», внезапно ожил, скорректировал орбиту, развернул крылья солнечных батарей и вновь заявил о себе на ультракоротких волнах определенного диапазона.

Би-бип-бип-бип-би-бип…

Чувствительные антенны Центра фиксировали радиосигналы, как музыку сфер, усиливали их, очищали от космических помех и подавали на криптографические терминалы для расшифровки.

Бииип-би-бип-биип-биип-би-бип…

В четких наушниках внимательных операторов начавший вторую жизнь «Лакросс» звучал день и ночь, звучал громко и порой бессмысленно, как надоедливый шлягер по радио. Чем-то он напоминал состарившуюся поп-звезду вроде Тома Джонса, решившую вдруг вернуться из небытия на тучные нивы былой славы и повихлять еще одряхлевшими телесами, поорать в микрофон и собрать неубранные когда-то колоски успеха: «Секс-бамб, секс-бамб, ю май секс-бамб!..»

– Ай да «Лакросс», ай да сукин дед! – обменивались сообщениями астрономы-любители, пользователи «космических» Интернет-сетей, для которых любой пустячный «чих» в звездном небе становится предметом оживленных комментариев. – Не иначе к войне готовится!

Какое-то время даже последние факты из половой жизни легендарной Памелы Суинкли, недавно лишенной девственности в темных коридорах обсерватории Хейла, не пользовались у них такой популярностью, как приключения старого, выжившего из ума спутника-ветерана на стодвадцативосьмикилометровой орбите.

Правда, длилось это оживление недолго. Постепенно активность старого шпиона перестала привлекать внимание, а потом корейцы вывели на орбиту свой спутник, у которого в первые же сутки посыпалась солнечная батарея, и про «Лакросс» постепенно забыли.

Среди профессиональных космических наблюдателей из военных ведомств различных стран активность спутника-ветерана с самого начала не вызвала никакого ажиотажа. Для них это был лишь сигнал, косвенно свидетельствующий о старте некой новой операции американской разведки, смысл и содержание которой никому не известны… И установить их со станций слежения не представляется возможным, поскольку до космического шпиона не дотянешься, а радиопередач над чужой территорией он не ведет.

А значит, никакого смысла суетиться нет, ибо надо заниматься неотложной повседневной работой: отслеживать новые космические объекты, распознавать признаки выведенного на орбиты оружия, принимать сообщения от своей агентуры, разбросанной по всему миру. Записали «Лакросс» в журнал наблюдений, доложили руководству, и все. Мало ли что где и у кого шевелится… Правда, один из младших офицеров Эльбрусской станции слежения, известный в очень узких кругах бабник и рифмоплет, написал по этому поводу песенку на трех аккордах, начинавшуюся словами: «Бабье лето. Шевелится старый хрен…»

А он тем временем утвердился на новой орбите, этот старичок с уже «неактуальными» на начало двадцать первого века очертаниями, отдаленно напоминающими стиральную машину, и чудовищными, по меркам эпохи борьбы с целлюлитом, габаритами. Каждые девяносто минут его сканер автоматически включался, чтобы считать данные с кольбановского «патефона», установленного в бетонном колодце правительственной связи неподалеку от деревни Колпаково, под Москвой.