– Нет, зачем же. Дело такое: мы провели экспертизу вашего внедорожника. Как вам, наверное, уже известно, в левом переднем колесе есть отверстие неизвестного происхождения, что, собственно, и явилось причиной того, что машина перестала слушаться водителя и случилась авария. Вины водителя в этом нет – колесо было пробито пулей на полном ходу.
– И вы нашли пулю?
– То, что от нее осталось. По счастью, машина лежала на грунте в холодной воде, и пуля, попавшая в колесо, не разрушилась так, как если бы машина потерпела аварию на открытом воздухе. Дело в том, что пуля, выпущенная в колесо вашего автомобиля, не совсем обычная. Это ледяная пуля.
– Ледяная? Вы шутите? Как это возможно?
– Все возможно, Максим Николаевич, и есть оружие, стреляющее такими пулями, правда, о нем мало кто знает. Вот из такого оружия было пробито колесо вашей машины. Этот человек – хороший стрелок. Он рассчитал не только траекторию полета пули, но и точно выполнил задачу, выбрав для выстрела единственно возможное место. Мы нашли точку, из которой произвели выстрел, – хотя он ее замаскировал, но не от наших приборов. Это мужчина, судя по размеру ноги и длине шага, ростом около метра девяносто, весом сто – сто десять килограммов. Судя по всему, среднего возраста. В общем, Максим Николаевич, я думаю, у вас неприятности.
Это Матвеев и сам уже понял. Конечно, неприятности. Кто бы сомневался.
9
Валерия выплыла из темноты прямо в утро. Она не поняла, как оказалась в больнице – то, что это больница, было очевидно – тупая боль в голове давала о себе знать, и Валерия нахмурилась, пытаясь вспомнить… Что? Что-то важное. В памяти всплыла измученная и продрогшая Ника, серый котенок, карабкающийся по джинсам мужчины, смеющийся Иркин голос – мам, теперь я тоже хочу котэ! – почему котэ, что это за слово такое? И все это совершенно не объясняет, как она оказалась здесь и почему так болит голова.
– Ну вот и отлично. – Семеныч заглядывает ей в лицо, проверяет зрачки. – Лера, ты меня узнаешь?
Валерии хочется сказать, что это весьма глупый вопрос, учитывая их давнее знакомство, – но язык сухой и не слушается, кивнуть немыслимо, и она опускает ресницы – да, мол, узнаю.
– Ну и отлично. Вита, напои-ка ее, но осторожно.
Медсестра вставляет Валерии в губы трубочку – вода, такая невыразимо вкусная, льется ей в рот, и она глотает ее с одной мыслью – еще! Только бы не закончилась! Но вода льется тихонько, и вскоре Лерка понимает, что уже может жить дальше.
– Как…
– Ирина? – Семеныч опускается на стул рядом с кроватью. – Вот, цветы тебе принесла, видала, какой букетище? Живет у Ники, вместе с Мареком растят кота, все в порядке.
– А Ника…
– Ника… – Семеныч на миг отводит глаза, но этого мига достаточно, чтобы Валерия поняла: что-то не так. – А что Ника, она, как всегда, ты ж ее знаешь.
– Не надо…
– Что – не надо? Давай, Лера, поспи. Ирка после обеда придет, а сейчас отдыхай. – Семеныч грузно поднимается. – Задала ты мне работенки, мать, прямо спасу от вас нет. Вот ведь народ у нас, нет, чтоб попадать в неприятности днем – так обязательно ночью надо, а врачу, значит, спать не положено, только и дела мне, что чинить ваши головы деревянные. Прямо папу Карло из меня сделали.
Валерия знала Семеныча давно и понимала – случилось что-то нехорошее, и он отвлекает ее, чтобы она не тревожилась, – но с ней-то эти дела не катят, ей надо знать правду.
– Семеныч, а ну говори!
Валерия понимала, что, если он сейчас уйдет, она не узнает, что произошло, а ей надо знать. В ином случае она никогда бы не позволила себе такого тона.
– Отдыхай. Все живы, все относительно здоровы, и если тебя порадует – я надеюсь, что порадует, – Евгения сидит в СИЗО. Ну чего таращишься? Сидит, вот прямо в своей шубе, да. Спи, Лера, после обеда придет Ирка, успеешь все узнать.
Валерия засыпает – и не засыпает, состояние на грани света и тени дает ей возможность не чувствовать боль. Главное, все живы. И она тоже жива. Но ведь что-то случилось с ней такое, что даже всесильный Семеныч говорит – задала ты мне работы, а это уже всерьез. Но она не помнит, что произошло.
– Не надо так нервничать, это тебе сейчас очень вредно.
Михаил сидит рядом и держит ее за руку. Ладонь его такая теплая и знакомая, что Валерия вдруг понимает, как она по нему скучала все эти годы, и вот он наконец вернулся – где только пропадал?
– Ты навсегда теперь?
– Нет, пора мне. – Михаил гладит ее щеки. – Ирка выросла, и у тебя все наладилось, а будет еще лучше. Так что мне, пожалуй, пора.
– Миша, не уходи…
– Малыш, я бы остался – но пора мне. Вот, заскочил попрощаться на минутку. Ты молодец у меня, Лерка, я всегда это знал.
– Миш…