Найти виноватого

Вокруг глубокая ночь. Тот час, когда болтливые обитатели джунглей почему-то умолкают. Люс не специализируется на зоологии. С момента приезда он почти не обращал внимания на фауну. Товарищи по команде не знают, что он панически боится змей и именно поэтому еще ни разу не отходил далеко от деревни. Когда остальные идут охотиться на вепря или рубить саговые пальмы, Люс остается в деревне и предается мрачным думам. В основном он размышляет о рухнувшей карьере, но у него есть и другие причины недовольства. Лишь однажды ночью, выпив и расхрабрившись, он отправился пописать, удалился от общих домов и целых тридцать пять секунд простоял в окружении густой растительности, после чего струсил и поспешил обратно. Он не знает, что происходит в джунглях, и его это не интересует. Ему лишь известно, что на закате обезьяны и птицы начинают голосить, а потом, около часа ночи по нью-йоркскому времени (его часы по-прежнему сохраняют верность своему часовому поясу), умолкают. Становится абсолютно тихо. Настолько тихо, что Люс просыпается. Вроде как. Сейчас глаза у него открыты, хотя он и не уверен. Разницы все равно никакой. В новолуние в джунглях царит полная тьма. Люс подносит руку к лицу и не видит ее. Он устраивается на черепе поудобнее, и мальчик у него за спиной тут же перестает тереться и тихо, жалобно всхлипывает.

Джунгли влажно проникают в ноздри, словно какие-то испарения. Теперь-то он точно проснулся. Раньше ему никогда не доводилось нюхать ничего подобного. Словно запах грязи и фекалий смешался с ароматом подмышек и червей, хотя и это описание не вполне точно. Есть также нотки диких свиней, сырное амбре шестифутовых орхидей, трупное дыхание плотоядных мухоловок. По всей деревне, от болотистой земли до самых верхушек деревьев, животные поедают, переваривают друг друга и рыгают, не закрывая пасти.

У эволюции нет какого-либо определенного плана. Несмотря на некоторую последовательность (доктору Люсу нравится подчеркивать структурное сходство между мидиями и женскими гениталиями), она способна к импровизации. В этом заключается сама суть эволюции – целый веер возможностей, реализуемых не по принципу последовательных улучшений, а просто ради непродуманных изменений – иногда к лучшему, а иногда и к худшему. Рынок, то есть мир, определяет дальнейшую судьбу. Здесь, на Казуариновом Берегу[24], цветы обрели повадки, которые Люсу, уроженцу Коннектикута, кажутся совершенно не свойственными цветам. Ему казалось, что цветы должны приятно пахнуть, чтобы привлекать пчел. Однако те монструозные местные экземпляры, которые он имел неосторожность понюхать, пахли самой смертью. Внутри чашечки каждого цветка таилась лужица дождевой воды (а точнее, кислоты для переваривания), в которой умирал какой-нибудь жук. Увидев это, Люс резко отшатнулся, зажав нос, и услышал, как где-то в кустах над ним смеются даваты.

Эти размышления прерываются хныканьем мальчика на соседнем черепе. «Семен, – ноет он. – Аке семей».

Наступает тишина, нарушаемая лишь бормочущими что-то во сне даватами, а потом, как и каждую ночь, Люс чувствует, что мальчик лезет ему в шорты. Он аккуратно берет ребенка за запястье, ищет фонарик свободной рукой, включает его и направляет бледный луч мальчику в лицо. Мальчик тоже лежит на черепе (своего дедушки, если быть точным), который уже много лет впитывал жир с кожи и волос потомков и окрасился в ярко-рыжий цвет. Мальчик испуганно смотрит на Люса из-под своей буйной шевелюры. Он немного напоминает юного Джимми Хендрикса. Нос у него широкий и плоский, скулы выдаются вперед. Губы сложены уточкой, так как он говорит на языке даватов, изобилующем взрывными согласными. «Аке семен», – повторяет он. Может быть, это одно слово. Его плененная рука делает еще одну попытку добраться до паха Люса, но Люс перехватывает ее.

Так вот, другие причины недовольства. Во-первых, тот факт, что ему приходится в таком возрасте заниматься полевой работой. Кроме того, вчера он впервые за восемь недель получил почту, взволнованно разорвал отсыревший пакет и обнаружил на обложке «Медицинского журнала Новой Англии» анонс сомнительного исследования Паппас-Кикучи. А теперь еще и этот мальчик.

– Ну хватит, хватит, спи, – говорит Люс.

– Семен. Аку семен!

– Спасибо, но не стоит.

Мальчик поворачивается и смотрит куда-то во тьму, а когда поворачивается обратно, при свете фонарика видно, что в глазах у него слезы. Ему страшно. Он пытается высвободить руку и о чем-то умоляет.

– Ты когда-нибудь слышал о профессиональной этике? – спрашивает Люс.

Мальчик останавливается и смотрит на него, силясь понять, потом снова начинает тянуть руку.