Наивный человек среднего возраста. Не хвали день по утру

— Форель как форель, — засмеялся муж. — Ты умеешь себя вести, я тебе доверяю. Так что прогулка может быть и не лишняя, особенно если ты сумеешь убедить этого старого сатира доверить мне канцелярию.

— Если бы он дал мне пощёчину, я бы, наверное, меньше удивилась. Потому что эти слова о его доверии и моём умении вести себя были просто данью приличиям, а в сущности, он просто толкал меня в объятия шефа, чтобы обеспечить себе ничтожное повышение по службе. Я прощала ему многое, и то, что он всё больше предпочитал мне покер, и даже то, что иногда он залезал в чужую постель, но этой подлости я не могла ему простить…

— И всё же вы проявили великодушие.

— Я это сделала не от великодушия, а со злости. Сатир был не так уж стар, а в некотором отношении превосходил моего мужа, и поскольку прогулка с форелью ему понравилась, он пожелал повторить её, и я не отказалась, и мы начали встречаться в больших ресторанах и известных барах, и, естественно, о нас заговорили.

— Ты должна это прекратить! — сказал мне однажды муж с возмущением.

— Я это делаю только ради тебя, — ответила я. — Ты же должен удержаться на своём новом посту.

Я просто издевалась над ним, и он это понял и промолчал, может быть, потому, что считал, что если в этот момент я уйду от сатира, он прибегнет к санкциям. Вообще брак наш стал просто формальностью, пока мы не решили его прекратить.

Она снова обратила внимание на столик, пренебрегнув на сей раз невкусным кофе и проявив благосклонность к коньяку. Потом рассеянно посмотрела в пространство и произнесла словно бы про себя:

— А так он был неплохой парень… Весёлый, общительный, вообще то, что называется «лёгкий человек»…

— Эта история, однако, не мешает вам по-прежнему питать слабость именно к таким мужчинам.

— Да, потому что они полная противоположность мне. — Она допивает коньяк и спохватывается: — Пожалуй, пора уходить…

— Это зависит только от вас.

На обратном пути Мэри какое-то время молчит, целиком занятая шофёрскими обязанностями и, вероятно, утомлённая своим монологом в ресторане.

Машина плавно спускается по склону горы, сворачивает в тень лесистых ущелий и снова выезжает на открытое шоссе, и перед нами то вздымается тёмная масса кустов, то открывается долина, усеянная тысячами сверкающих огней города.

— Как красиво… — шепчет она, отрывая руки от руля и указывая вперёд.

— Что красиво? — спрашиваю я со смутным страхом, что мы свернём не туда и полетим в пропасть, и вообще женщина-шофёр, да ещё размахивающая руками, никогда не внушала мне доверия.

— Ну всё это, внизу… созвездие мирных огоньков.

— Любой город выглядит так с птичьего полёта.

— Иногда я спрашиваю себя, что нам здесь нужно… — продолжает так же как бы про себя Мэри, не слушая меня. — Зачем мы приехали в этот город… зачем хотим разрушить мирную жизнь этих людей… почему не идём своей дорогой и не занимаемся своим делом.

— Но ведь именно это и есть наше дело.

— Замолчите. Вы просто ужасны с вашим извечным цинизмом.

И она, наконец, крепко хватается за руль обеими руками, так что мысли о пропасти покидают меня, и я, успокоившись, откидываюсь на спинку сиденья.

Глава 5

Я приехал в начале марта, сейчас конец апреля, а перемен — во всяком случае, в том, что касается работы, — никаких. Для такого человека, как я, два месяца вполне достаточно, чтобы превратить любое новое дело в расписанные по часам и скучные будни. Три раза в неделю после обеда бесперспективные занятия болгарским языком, три вечера в неделю, проводимые в дружеской компании сослуживцев, и три ночи в неделю, принесённые в жертву любви, или откровенно говоря — потерянные, в обществе Мэри.

Остальное время — работа. Посещение мероприятии и встречи с местной культурной общественностью сведены до минимума и, боюсь, вообще будут прекращены из-за их полной бесполезности. Изучение документов прибывающих и выезжающих также пока не дало ничего, заслуживающего внимания. Три разговора с тремя лицами, числившимися нашими агентами, и один косвенный контакт со Старым, нашим главным помощником, — всё это только для того, чтобы убедиться, что остатки сети нашей агентуры, хотя и совсем беспомощной, налицо. Подробное ознакомление с не особенно интересными справками из секретного архива. Обсуждение того или иного вопроса с занудным Бенетом и размышления о единственной серьёзной возможности в данный момент. О Борисе Раеве.

Я не оптимист, как Адамс, и не пессимист, как Мэри, потому что и то, и другое — глупо. Я счётно-вычислительная машина. А в такие машины не закладывают настроения. И как машина я вычислил, что на сегодня, а может, и на долгое время ставка на Бориса Раева — единственное, что принесёт не просто хоть какие-то успехи, это единственный шанс выплыть, добиться моей реабилитации, а может, и победы. И потому я всесторонне обдумываю возможные комбинации, хотя информация пока очень скудна.