Наивный человек среднего возраста. Не хвали день по утру

Но неизвестно, в каком он положении, не находится ли он сам под наблюдением. И как связаться с ним после того, как ты оказался в плену? Неизвестно, как оставить адрес, чтоб тебя нашли свои. Неизвестно даже, смогут ли вовремя передать твое послание, ибо, если его получат уже после того, как ты окажешься в каком-то полицейском подвале, вряд ли будет большая польза от твоих письменных упражнений…

Когда и как заснул — не знаю. Просыпаюсь потому, что возле моей головы мягко звонит телефон. Раскрываю глаза. За окном уже день.

— Альбер, вы уже завтракали? — раздается в трубке приятный женский голос.

— Нет. Во время сна я никогда не завтракаю.

— Тогда мы могли бы позавтракать вместе примерно через полчаса…

— Хорошо. Я успею собраться.

Полчаса, конечно, вполне достаточно, чтоб побриться, принять душ и одеться. Но приказной тон, каким дама говорила со мной, мне не понравился, и я выхожу к ней через сорок минут.

Мод сидит за столом, никак не показывая своего отношения к тому, что я опоздал. Десять часов утра. Просторная столовая пуста.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — учтиво говорю я.

— Я думала, что торговцы — народ пунктуальный.

— Улыбнитесь, — говорю я. — Сегодня будет чудесный день.

Ее лицо и в самом деле осветилось легкой улыбкой. Легкой и, кажется, иронической.

— Договоримся наперед не говорить о погоде. И вообще вам необязательно развлекать меня разговором.

— Хорошо, я буду молчать. Если вы настаиваете.

— Я ни на чем не настаиваю, — произносит она, словно я ребенок, которому надо объяснять элементарные вещи. — Просто хочу, чтобы вы не делали лишних усилий. Считайте меня служебным лицом.

Кельнер приносит кофе, а вместе с ним булочку, масло, конфитюр.

— Не скажете ли вы мне, как служебное лицо, какие у нас планы?

— Наш общий знакомый вам об этом говорил, — отвечает Мод.

— Я имею в виду сегодняшний день.

— Поедем во Франкфурт.

Дама поднимает на меня глаза. Большие, темно-карие, они сообщают: тут не место для разговоров.

— У вас красивые глаза, — говорю я.

— Я позабочусь о том, чтоб вынесли чемоданы, и расплачусь, — говорит Мод, поднимаясь. — Подождите меня в холле.

Что и говорить: служебное лицо.

В подземном гараже гостиницы возникла небольшая размолвка.

— Вы куда? — спросила дама, увидев, что я направляюсь к своему БМВ. — Мы поедем вместе.

— Конечно, но каждый в своем автомобиле.

— Вы поедете в моем автомобиле, Альбер.

— Но наш общий знакомый мне этого не говорил…

— Он говорил мне. Со временем вы снова получите свой автомобиль. А пока что кладите сюда свой чемодан.

Сажусь в зеленый «мерседес» на место покойников. В отличие от моего БМВ, пропитанного запахом бензина и табака, тут господствует легкий запах парфюмерии.

Она ловко выводит «мерседес» из гаража. Опытного водителя видно по тому, как он трогается с места. Максимилианштрассе залита солнцем. Мод держит руль левой рукой, правой вынимает из сумки черные очки, и я вспоминаю бывшую секретаршу Сеймура — Грейс, хотя ее очки были не темные.

Если не принимать во внимание очки, то сходство между Грейс и Мод такое же, как между небом и землей. Та была стройная, нервная, агрессивная. А эта — «в здоровом теле — здоровый дух», спокойно-самоуверенна и холодно-доброжелательна. Чистое, матово-белое лицо, под бледно-лиловой поплиновой блузкой выделяется большой бюст, массивные бедра обтягивает юбка на серой английской фланели. Нет, у Сеймура не такой вкус. Служебное лицо — и только.

Объезжаем бензоколонку и выезжаем на автостраду. Точнее сказать: въезжаем в автостраду, ибо это особый мир, ограниченный с боков бетонными рвами, где денно и нощно нескончаемые потоки механических кровяных телец циркулируют в бетонных венах.

Изолированный, оторванный от всего окружающего мир двух измерений, сведенный к двум направлениям — того, откуда ты едешь, и того, куда едешь, — серая лента, которая непрерывно раскручивается под тобой, связывая то, что было, с тем, что будет.

— У меня такое чувство, будто вы работали на радио, — говорю я немного погодя.

— Если это вас так интересует, так я действительно там работала.

— У вас такой мелодичный, хорошо поставленный голос.

— Не понимаю, чем вам не нравится мой голос? — небрежно бросает Мод.

— Ничем. Просто он мне напоминает магнитофонную запись…

— В таком случае ни о чем меня не расспрашивайте. Будете молчать вы — будет молчать и мой магнитофон.

— Почему же! Тембр вашего голоса мне приятен. К тому же у меня к вам вопрос.

Женщина молчит, глядя на бетонную ленту, что бежит нам навстречу.

Прибываем во Франкфурт около трех часов. Гостиница «Континенталь», где мы останавливаемся, несмотря на громкое название, — стандартная гостиница среднего уровня. Когда мы поднимаемся в лифте в сопровождении мальчика с чемоданами, дама предлагает:

— Примем ванну и тогда спустимся пообедать.

— Я не голоден.

— Тогда я закажу что-нибудь себе в комнату.

— Если вы будете делать заказ, попросите, чтоб мне в номер принесли газеты.

— Хорошо.

Комнаты на четвертом этаже, но довольно далеко одна от другой. Моя — в конце коридора, и, пока мальчик отпирает дверь, я замечаю в глубине еще один лифт, видимо служебный.