Небольшая каморка: на стенах висели вырезки из мужских журналов, фотографии разных годов и с разными моделями. Где-то играла музыка. Одна из песен «Мадонны» доносилась из хрипучей мыльницы, у меня сразу промелькнула ассоциация с моим стареньким магнитофоном. На длинном, грязном и рваном диване, стоявшем вдоль запечатанного газетой окна, сидели три понурых парня, находившиеся каждый в своей нирване и звездном пространстве. Они не заметили, как я вошел в гримерку, вообще ноль реакции, я почувствовал себя вставшим в очередь к врачу-наркологу. Я был удивлен, но заметил в этом странном, узком и тесном месте огромный деревянно-железный стеллаж, отремонтированный, видимо, несколько раз. А вместо книжек там угрюмо и серо тусовались вещи для шоу: костюмы, снаряжения, плакаты, ботинки, различные игрушки гигантских размеров, а также моему взору предстала очаровательная картина – метровый негритянский бутафорский член, воткнутый в не менее уродливую резиновую дамочку с белыми редкими волосками и открытым ласковым ротиком.
– Это наша гримерная, располагайся вон там, можешь переодеться. – Рома показал мне на вторую комнату – Как будешь готов, выходи в зал.
– А во что мне переодеться? У меня из «такой» одежды ничего нет, – сказал я ему, поймав уже на выходе из гримерной.
– А-а, там бандаж есть, ты его надень, он абсолютно ничей.
«Бандаж, – подумал я, – интересно, а я ведь даже и названия этих тонких трусов не знал». Я зашел в ту другую комнату и понял, откуда доносилась песня. Молодой парень с явно женскими повадками и жестами что-то бурно и старательно репетировал под музыку.
– Извините, – сказал я, но он не среагировал или не услышал, тогда я повторил еще раз. – Извините, – на этот раз он обернулся. – Я не помешаю вам, если тут переоденусь? А то я в первый раз, и мне сейчас надо перед хореографом показаться.
Огромные раскрашенные глаза парня захлопали, будто в ладоши, и он сказал:
– Какой мужчина у нас на празднике жизни. Уж позвольте мне выйти, пока вы переоденетесь.
Честно говоря, от таких слов с женско-девичьей интонацией я слегка покраснел, не каждый день слышишь таких додиков.
– Да, кстати, на случай, если тебя возьмут сюда, мое имя «Кила», – и он, или она, протянул (протянула) мне свою руку.
– Михаил.
Я переоделся. Надел этот стремный бандаж на себя, посмотрелся в зеркало, которое стояло на груде разных вещей, и, поняв, что я не так уж плох и худоват, отправился на просмотр.
Выйдя в пустой и холодный зал, я чувствовал себя нелепо, так как, кроме бандажа и ботинок, на мне ничего не было. Я подошел к Роме, он, в свою очередь, с кем-то разговаривал. Я себя не чувствовал неловко и неуверенно, потому что понимал, в каком месте нахожусь, и пришел сюда сам своими ногами, по своему желанию.
– Давай, Мих, залезай в стакан. Сейчас под музыку немного потанцуем.
– Ты имеешь в виду, танцевать тут, в стакане?
– Ну да, в стакане.
– ОК.
Я молниеносно, как обезьяна, забрался в этот стакан, и уже через несколько секунд громко заиграла быстрая музыка. Мои ноги и руки пустились в ритмичный танец, сначала я немного был зажат и скован, но осознал, что все это доставляет мне удовольствие, и в конце концов разошелся, попадая точно в такт. Видели бы меня сейчас Морис и Оля в этом металлическом сооружении под радостным названием «Стакан» и в тонюсеньких трусиках, да я и сам бы ржал над собой, будь я в иной ситуации.
– Достаточно, слезай, – сказал мне Роман.
Краем глаза я видел со стакана, как наблюдали за мной и Роман, и тот парень, с которым разговаривал Роман, по-видимому, он и был хореографом.
Спустившись вниз, я думал, о чем они перешептывались между собой и что сейчас скажут мне?
Роман начал:
– Скажи, ты с сегодняшнего дня сможешь начать работать?
Честно говоря, я не был готов к такому повороту, но ответил:
– Да, конечно.
Ну, а что мне оставалось еще делать, я ведь явился именно за этим.
– Здорово, тогда сегодня и начнем.
Первая ночь в клубе
Я никогда не забуду свою первую ночь в клубе.
В эту ночь я работал в том самом бандаже, в котором и проходил просмотр.
– Ты сегодня поработай внизу, в «Детище», на сцену тебе еще рано вылезать, – Ромины слова звучали как приговор в мягкой форме, о котором я не подозревал.
Потихоньку в гримерную стали подходить танцоры. Некоторые из них на меня косились недоверчиво, но некоторым из них я даже, видимо, приглянулся, особенно женскому полу. Система работы ночью была следующая:
В 00:00 Антрэ, так называемое вступление. Начало шоу, на сцену выходили пять-шесть самых мускулистых танцоров и под фанфары выносили и раскрывали огромный гейский флаг с радугой, после чего начиналась колбаса, т. е. быстрая, пробивная музыка, на сцене под нее работали танцоры без какой-то подготовленной программы. Все это было произвольно.