Наизнанку. Московский роман

Я покачала головой:

– Наоборот, твои руки меня греют, и мурашки от этого, ты же знаешь, как я реагирую на твои прикосновения.

Он прижался ко мне и легонько, едва-едва касаясь, поцеловал меня в губы, но от такого нежного и одновременно сильного поцелуя я почувствовала щекочущее ощущение внизу живота. Миша был младше меня на 6 лет, внешне был похож на молодого Брандо, но внутри он был еще сильнее, чем казался. Именно эта сила особенно заводила меня. Порой даже самой холодной женщине нужен теплый остров. Для меня этим островом был он.

– Послушай, Малыш, нам здесь нельзя так обниматься, могут выговор сделать в виде минуса двухсот американских рублей.

– Да пошли все, все равно они все уроды и лицемеры.

– Я согласна, но они дают нам работу, и, хочешь не хочешь, мы зависим от них.

– Ты странно рассуждаешь, боишься потерять хлебное местечко, поэтому тихая как мышка.

Я чувствовала, как он раздражен, и сама начинала раздражаться.

– Давай не будем сейчас обсуждать и месить все это, мы оба знаем, что это за работа, и пока я действительно не хочу терять это место, потому что неплохо зарабатываю, где я еще смогу зарабатывать пять, семь тысяч долларов, не имея никакого образования и нужных знаний?

– Разводя лохов, да? – с некой укоризной спросил он.

– Как говорят, без лоха и жизнь плоха.

– Это точно, детка.

Незаметно для нас подошла Аня. Миша изменился в лице, но ничего не ответил, даже не кивнул, практически проигнорировал, но не оставил без внимания.

– Привет, как твой гость? – спросила я.

Аня уже около трех часов окучивала банкира Федора и, по-моему, включала весь свой небогатый интеллект и скудное обаяние, но, кроме слегка подмятых стодолларовых бумажек за тонкой резиночкой черных трусиков, не было ни VIPа, ни предложений интимного характера.

– Вы красивая пара, – сказала Аня.

– Мне пора, позже созвонимся, – сухо, нервно и коротко произнес Миша и быстро пошел к выходу.

Я хотела что-то ему сказать, но комок воздуха не дал мне этого сделать.

Аня ухмыльнулась.

– Я не знала, что ты еще с ним.

– Да, я с ним, тебя это бесит?

– Мне все равно, я бы с таким долго не стала встречаться. Так, пару раз потрахала бы его, да и все.

– Есть одно но: потрахал тебя он, потому что он мужик, потрахал один раз и кинул, вот и все. А ты можешь размышлять по этому поводу очень долго.

Аня скорчила рожу и, ничего не ответив, ушла в глубь клуба.

Он

Я смотрел на Альберта и с трудом сдерживался, чтобы не разбить ему морду, я диву даюсь, как он может так просто, как будто бы ничего не случилось, смотреть мне в глаза, не пряча своих. Желание свернуть ему шею росло, но я старался подавить его и чуть не заплакал, еле сдержался.

Он что-то говорил мне, с умным видом рассказывал о новом стриптизере, выигравшем конкурс «голой среды». «Голая среда» – название конкурса стриперов по средам. Фишка была в том, что стриптизерами в эту ночь работали любители, так сказать, лохи начинающие. Собственная импровизация и была фишкой, над многими публика, не стесняясь, смеялась, вызывая комплекс неполноценности у ребят. Некоторым из них, тем, кто проявлял себя, везло, и впоследствии с ними заключали рабочий контракт минимум на год, в пунктах которого указывались такие моменты, как предоставление квартиры от клуба, где жило порой до семи ребят в двух комнатах. Также клуб щедро давал во временное пользование одежду – самую примитивную: огромные бутсы, привезенные хозяином из-за границы и один новый бандаж бледного цвета, как кожа нездорового человека. Вот в принципе и все для начала. Предполагалось, что танцор с получек должен прикупить себе барахла: обтягивающие пидовские шорты, штаны с молниями по бокам или липучками, чтобы при сильном рывке руками мигом срывать их с себя.

В свою очередь, танцор был обязан работать в постановочных номерах, а иногда даже с голым стоячим членом, как делали все приглашенные команды стриптизеров из-за границы (поясню: в мире мужского стриптиза подобная фенька является высшим пилотажем и оплачивается в два-три раза дороже, чем обычные номера).

Так вот, Альберт с редким интересом и нескрываемым восторгом отзывался о новеньком танцоре, видимо, совсем позабыв, как он, Альберт, со мной поступил. Он не спрашивал меня, как было там, все ли прошло гладко, он не спрашивал, потому все знал. Что я мог сделать в этот момент? Многое, но не в свою пользу. Я размышлял, какой же низкий и дешевый тип этот Альберт. Кроме наживы на других людях, его ничего не волнует, ему абсолютно насрать на всех, кроме себя, и вся сущность его была в этом, просто сука и тварь!

– Ты себя нормально чувствуешь, какой-то бледный, заболел, что ли? – неожиданно спросил он.

Я пожал плечами и ничего, кроме слова «нормально», не сказал.

– Может, чаю крепкого выпьешь?

«Какой ты заботливый, Альберт», – подумал я, но выдавил снова «нормально».

Тут кто из барменов позвал его, и он тут же исчез, как будто его и не было, и не втирал он мне про новенького.

Я почувствовал легкость и явное облегчение, все-таки я сдерживал себя. По виску медленно стекал пот, было щекотно, и я вытер его рукой.