Он аккуратненько засунул деньги за бархатную резиночку на левой ноге, обычно чаевые заворачивали именно за резиночки, не за трусики, как, например, у стриперов, им могли класть хоть в носки, а у нас, девочек, все было красиво и эстетично.
– Я хочу заказать тебе прива, – объявил он мне.
– Закажи, – ответила я.
Я была совершенно голая, без всего, даже без трусиков. Таковы правила привата – никакой одежды у танцовщицы, кроме кошелька на ноге в виде резиночки. Приват – это особенное место. Чем оно особенное? Да все просто: гость тебя разводит на секс, а ты его на деньги без секса. Лукавое место. Он, молча, смотрел на меня. Внешне он был никакой: маленького роста, в очках, с залысинами на макушке, а спереди узкие, как у сучьих баб, губки. В общем, «ни о чем». В VIPе он уселся в мягкое кресло и, облизавшись, сказал:
– Ты не будешь против, если я засуну свой язык тебе туда?
Я офигела. Конечно, не в первый раз предлагают подобные эксперименты, но каждый раз, как в первый. Эти извращенцы думают, что здесь все потаенные желания осуществляются?
– Я думаю, не стоит, я не очень люблю оральные ласки.
Дальше было все интереснее: он расстегнул ширинку, вынул маленькую пипиську и начал ее дрочить тремя пальцами. Знакомая картина, не раз такое случалось в привате, тут надо играть по правилам и без.
Я держалась в полуметре от него и сидя на полу изображала половой акт сзади. От моих выгибаний в спине он начал повторять одну фразу:
– Кто твой папочка?
Это вызывало у меня смех и истерику, я с трудом находила силы не заржать в голос.
– Давай, детка, давай.
Непонятно, правда, кому это было адресовано: его маленькой, невзрачной пипиське или мне.
Тут я стала играть в его игру и помогать ему, но мне было дико смешно, я чуть не заржала, но все обошлось.
– О, Малыш, ты просто чудо. Продолжай гладить его, меня это возбуждает.
Он болезненно посмотрел на меня, по его лицу текли капли пота и попадали ему на рубашку, оставляя темные разводы.
– Тебе нравится то, что ты видишь?
– Меня это заводит, не останавливайся, – сказала я с усилием.
Он стал дергать с такой силой, что я подумала – так и инфаркт можно схватить. Он весь покрылся потом, даже белая рубашка, до конца застегнутая под галстук, становилась все более серой.
– Вот так, вот так, – приговаривал он самому себе.
Через несколько минут все было закончено, причем с возгласом:
– О да-а, детка.
Он кончил прямо на пол, я еле успела отпрыгнуть к двери. Несколько секунд сидя приходил в себя. Потом резко встал, засунул все обратно, снова достал бумажник, отсчитав семьсот долларов со словами: «Ты прелесть», любезно засунул их под кошелечек на ноге и деловито ушел из привата.
Я выдохнула и почувствовала мышечное и моральное утомление, а похожее происходит каждый раз после приватов. Если бы не истерический смех, который добавлял агрессии, послала бы его на х..й.
Он
За окном было темно и лил дождь, казалось, что он не кончится никогда. Я видел свое грустное и задумчивое выражение лица в отражении стекла. В моей памяти всплыли какие-то события из детства. Помню, что бабушка однажды заболела. В эти дни дедушка отводил меня в садик и забирал по вечерам. Он возвращался с работы поздно. А я, совсем маленький, мне было около пяти лет, точно так же как сейчас одиноко стоял у окна и всматривался в сумерки вечера. Ждал дедушку. Только вместо сегодняшнего дождя падал пушистый мягкий снежок. Всех детей уже разбирали, а я часто оставался один с уборщицей, она в конце трудового дня протирала полы шваброй, а я терпеливо ждал.
Помню, как с двоюродным братом мы весело проводили летние каникулы в Подмосковье. Тогда я уже был постарше и учился в школе, а он поступал в медицинский институт. Я всегда честно дожидался, когда он закончит заниматься с репетитором, и дома в кресле засыпал на время его занятий, и когда репетитор уходила, я был вне себя от счастья, что мы снова будем вместе.
Жаль, что столько хорошего остается позади, и только воспоминания ненадолго возвращают тебя обратно туда, где был счастлив.
– Миха, собирайся, нам выходить через пять минут.
Валерка был уже почти собран, я обернулся:
– Сейчас, иду.
– Ты чего загрустил? – поинтересовался он. – Окунулся в сентиментализм?
– Да нет, просто в окно засмотрелся, отрешенность от настоящего, как в книгах по восточной медицине.
– Возвращайся, пошли уже, а то на штраф налетим.
Мы по-быстрому собрались и вышли из квартиры, которую снимали вместе уже больше года.
По дороге поймали такси и по обычному пути поехали в «Крейзи Булл».
Ах да, я не рассказал, что уже как год не работал в «Ящере». Сначала уволили меня, а через месяц Валерку. Отработав там около восьми месяцев, я многое понял, многое увидел. Сейчас я, можно сказать, переродился, стал более циничным, более холодным не по отношению к людям, конечно, а к своей жизни и к самому себе. Что-то мне постоянно не давало покоя, что-то меня внутри теребило. Похоже было на внутренний голос, который повторял одни и те же вопросы: «Для чего? Почему? Зачем?»