Накал страстей

— Ты идиотка, захотела научиться грести. Зачем, Кэйтлин? Зачем? Зачем ты это сделала? Почему ты попросила этого садиста научить тебя грести? Зачем?

Я попыталась покачать головой, но не смогла.

— Не знаю. Закрой свой рот, шлюшка. Я просто хочу умереть.

Раздался стук в дверь. Мы с Сэм в унисон сказали:

— Войдите.

Мартин просунул голову в дверь. У меня двигались только глаза, потому что все остальные мышцы очень болели.

— Хей, вы готовы?

— Нет. Я решила вместо этого умереть.

Он осмотрел меня оценивающе, после чего выдал:

— Ты заболела?

— Я бы кивнула, но мне больно.

Мартин прошелся по комнате, остановившись у кровати, там, где я лежала, пробежавшись глазами по моему телу.

— Некоторое время будет больно, — сказал он задумчиво. Затем наклонился, схватил меня и прижал к груди.

— Ох, Господи, я даже не переживала. — Я безвольно лежала в его руках, словно мертвый груз. — Делай, что хочешь. Я не могу двигаться.

Рассмеявшись, он поцеловал меня, слегка прикусывая нижнюю губу. Затем направился к выходу из комнаты, сказав через плечо, обращаясь к Сэм:

— Я пришлю Эрика с противовоспалительным средством.

Ответ Сэм был слабым и еле слышным, пока он нес меня по коридору.

— Да благословит тебя Бог, Мартин Сандеки, даже если ты и садист.

* * *

Первое, что он сделал, —это отнес меня на нижний балкон. Я даже не знала, что он был. Он был уединенным, к нему вела дорожка вдали от дома. Потом он нежно усадил меня в горячую ванну. После чего повернулся и ушел. Все верно, он оставил меня и ушел. Но вскоре он был прощен, потому что горячая вода была просто великолепна, мои завязанные в узел мышцы расслабились. К тому же он вернулся с противовоспалительным препаратом, гигантским стаканом воды и тарелкой всякой вкуснятины.

Он скользнул в горячую ванну ко мне, казалось, немного колебался, но потом притянул меня к себе между ног.

Я ничего не говорила. У меня не было шанса ничего сказать, потому что Мартин своими мозолистыми руками массировал мою спину, плечи и шею.

Я вздохнула и просто уступила, поскольку границы Неприкосновенного вторника были определенно размыты. По-видимому, он задумывал это как облегчение для моих мышц, но было приятно совсем в других местах.

Как вы уже догадались, в моих трусиках.

Поэтому я застонала. От удовольствия. Это, несомненно, был стон удовольствия. Я не хотела стонать, но так уж вышло. Я тяжело вздохнула.

Его руки замерли, большими пальцами он надавливал на мою поясницу и массировал мой голый живот. Я чувствовала его пальцы на своем боку.

— Я не могу продолжать, если ты будешь издавать такие звуки.

— Пожалуйста, не останавливайся,— выдохнула я. Это так хорошо. Я не хотела, чтобы он останавливался. Вообще никогда.

Теперь он застонал. Упершись лбом в мое плечо.

— Ты не можешь говорить такие вещи.

Я пошевелилась, прижимая задницу и спину к нему, пытаясь заставить его руки двигаться снова.

— Кэйтлин, не двигайся так больше.

— У тебя слишком много правил, — пожаловалась я, положив руки на его бедра, пытаясь максимально эффективно подтолкнуть себя к его умелым пальцам.

Он поднял лоб с моего плеча, меняя положение рук, проскользнув в чашечки и шортики моего купальника. Я ахнула.

Когда он заговорил, его шепот был больше похож на рычание.

— Я знаю, что ты не хочешь быть привлекательной для мужчин, но уже чертовски поздно. Перестань сводить меня с ума. Если ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, тебе нужно перестать дразнить меня.

Инстинктивно я подалась назад, прижимаясь к его груди, вытаскивая руки из воды и протягивая их к его шее.

— Клянусь, я не пыталась тебя дразнить, и я никогда не говорила, что я не хочу...

— Я слышал это в моей комнате. Я слышал, что ты сказала. Не важно, потому что я не шутил, когда сказал, что все, о чем я могу думать, — это ты. — Он укусил меня за ухо, как будто не мог удержаться, чтобы не попробовать меня, и добавил: — Честно говоря, тебе должно быть немного страшно. Я хочу тебя взять столькими способами и не могу перестать думать об этом.

Я задыхалась от вожделения, которое наполняло мои легкие, посылая жидкое, ноющее тепло к моему центру. Мое дыхание стало поверхностным, слова прозвучали приглушенно и сдавленно.

— Мартин, ты даже не знаешь меня. Мы здесь уже три с половиной дня. Три с половиной дня —не так много времени.

Он невесело рассмеялся, посылая странный холодок по моей спине. Медленно, очень медленно, словно лаская, он нежно убрал руки там, где касался меня, и положив пальцы на мои плечи. Немного приподняв меня, он переместился в сторону, создавая между нами расстояние, насколько это возможно в таком маленьком пространстве.

Сглотнув, он сфокусировался на чем-то за моей головой, приходя в себя, собираясь с мыслями, восстанавливая самообладание, прежде чем посмотреть напряженным взглядом, пригвоздив меня к месту.

Когда он заговорил, его голос был гипнотически спокойным и загадочно непримиримым.