Накануне неизвестно чего

Пример. 82 год, ливанская война, арабская боевая организация захватила четверых советских специалистов. А попробуем: а чем, собственно, русские хуже других? И требование: давить авторитетом и силой на Израиль и Запад, выводить из Бейрута их войска, или – ваши ребята отвечают головой. СССР еще не вовсе сдох, и те наши ребята, которые в Москве, огорчились. И послали парнишек из «Альфы». И те быстро умыкнули четверых приближенных конкретного лидера боевиков. И голову одного из них лидер через сутки получил в ящичке. С сообщением: двенадцать часов на возвращение наших целыми и невредимыми – или еще три головы в подарок плюс личная ликвидация и уничтожение баз и лагерей. Вернули как милые. Страна узнала об этом много спустя, когда командир тех альфовцев рассказал историю по телевидению. И страна просто аплодировала. Какой ужас, какое зверство… ну, потеряли бы четверых честных граждан, так ведь чисты были бы перед всем светлым и хорошим, и позор пал бы на бритые мусульманские головы.

В данном случае я ни к чему не призываю. Да вы с ума сошли, мы все – отъявленные гуманисты. Я просто констатирую. Что экстремальные средства бывают самыми эффективными в экстремальной обстановке. И приносят наилучший результат. И даже я не это констатирую. А то, что население такие средства сильно одобряет. А их запрет – не сильно одобряет.

И не надо обвинять народ в фашизме. Надо, как бы это выразиться помягче, лояльнее относиться к некоторым способам добиваться справедливости в экстремальных условиях. И не отдавать «эксклюзивно» фашизму права на все подобные способы. Не то мы будем видеть фашизм и там, где им не пахнет. И любого голливудского благородного мстителя фашистом объявим.

Не надо безмерно раздвигать понятие символа «фашизм».

12. Об атрибутике и сути. Мы их, ясен день, различаем. Торговлю на блошином рынке символикой III Рейха к пропаганде фашизма не приравниваем. Рокера в каске и с Железным крестом на шее в фашизме еще не обвиняем.

Но что такое атрибут? Знак сути. Перенос значения с явления на условный предмет (условный жест, условный возглас).

Неформальное тяготение к атрибутике сильного и опасного врага – вещь довольно обычная. Ничем нельзя мне так польстить, как моей черкесской посадкой и умением носить горский костюм, отмечал Печорин. Щеголяли трофейным оружием и перенимали манеры – и близко не имея в виду предательства или смены взглядов. Когда курсанты Ленинградского артиллерийского училища перешивали пилотки на немецкий манер – их «правильное понимание политики партии» изменений не претерпевало. Можно отметить определенное озорство, эпатаж, черный юмор, желание выделиться – но не растление фашистской идеологией: уж воспитывали в старые времена советских офицеров крепко.

Так в чем же все-таки причина этой тяги?

13. Не было в СССР семидесятых годов более популярного сериала, чем «Семнадцать мгновений весны». И не было более популярных персонажей, чем Штирлиц и Мюллер. Ну, Штирлиц – советский герой-разведчик, красавец-рыцарь без страха и упрека. А папа Мюллер, Мюллер-гестапо – к нему откуда симпатии? Что, дело только в обаянии сыгравшего его Броневого? Почему фразы главы гестапо разошлись в народе на цитаты? Ум, ирония, выдержка привлекали? А жестокость и преданность злодейству почему не отталкивали: почему образ не был воспринят как именно отрицательный?

14. Почему фашисты в кино так хорошо, элегантно, одеты и производят впечатление частиц мощной, опасной, стройной силы? Эта черная форма, стройнящая фигуру, эти высокие тульи фуражек с черепами, эти блестящие облегающие сапоги? Солдаты: эта соразмерная крепость фигур в мундирах, глубокие каски, низкие подкованные (явно подкованные, по походке видно!) сапоги, засученные по локоть (помесь мясника и курортника) рукава, безотказные кургузые «шмайссеры» и готовность страшновато, равнодушно, неотвратимо убивать. А может быть, воин так и должен выглядеть: беспощадная смерть врагам в эстетизированном обличье?

15. Фашизм для нас восходит к III Рейху, который давно нами повержен и исчез. Соприкасаясь с ним сейчас, мы имеем дело не с реальным явлением, а с мифом. Миф создан уже не столько «ими», сколько нами. Подправили в соответствии со своими: социальным заказом; идеологией; психологией; законами искусства, каковые законы проявляются не только в литературе и кино, но и в историографии: писаная история весьма зависит от того, кто ее пишет, его не только сознания, но и подсознания – в историю неизбежно привносится личное отношение, и в этом ее родство искусству, и увы тут науке, с чистотой ее дело всегда обстояло не совсем…

16. Одна из сильных и опасных сторон мифа – коррекция идеи побежденного и канувшего явления. В реальном мире идея являет себя через реалии и тем всегда снижается, замусоривается, прибегает к осуждаемым средствам, она деформируется и подвержена дегенерации. Вполне прекрасен в идеале социализм и весьма скверен в реальности.