Накануне солнечного затмения

…Поздно вечером, у себя в комнате, он попытался привести мысли в порядок. Фотографии, спасенные от огня, положил в прикроватную тумбу, где лежали письма покойной жены. Отправляясь на гастроли, в турне, продолжавшиеся порою месяц-два, безумная женщина никак не могла оставить его в покое. Ей мало было звонить чуть ли не каждый день. Забрасывала письмами, полными чепухи: когда встала, что ела на завтрак, что и где болит, какие идиоты, окружающие ее люди. Где только время находила! Должно быть, ночами писала, страдая бессонницей. И у Сабурова складывалось ощущение, что она никуда не уезжала, по-прежнему дома, в этой же комнате. Со своим вечным нытьем и проблемами. В молодости он ей отвечал. Такими же глупыми бесконечными письмами, полными чепухи. Но что это? На подушке — исписанный листок. Взял его и невольно вздрогнул, узнав почерк Маши. «Я помню, как однажды к нам в поселок…»

…Положив на подушку Сабурова исписанный непонятным летящим почерком листок, Жанна немного успокоилась. Мелкая, подлая месть, но все же. Стало немного легче. Сегодня она смогла подняться на второй этаж. Впервые в жизни. Великая сила — злость! Уж очень хотелось послушать, как они ругаются! Как Сабуров отчитывает Лару!

Оглядев его комнату, Жанна задумалась. Что же он за человек? Идеальный порядок, чистота. Мебели в комнате немного, она дорогая, но не вычурная. Кровать двуспальная, покрыта однотонным шелковым покрывалом. На ней они спали, Сабина и ее муж. На этой самой кровати… Она вдруг схватила подушку, прижала к лицу. Исписанный листок соскользнул на кровать. Подушка пахла одеколоном и еще чем-то сильным, мужским, пробивающимся сквозь запах парфюмерии. Она разволновалась. Бросила подушку в изголовье, положила на нее листок. И поспешно вышла из комнаты.

Потом она подслушивала под дверью комнаты Лары. Так вот в чем дело! Лара хочет не только Сабурова, но и славу великой певицы! И вдруг рядом раздались осторожные шаги. Жанна обернулась и увидела торжествующую Александру Антоновну.

— Т-с-с-с, — прижала та палец к губам. — Ругаются?

И, не стесняясь Жанны, Александра Антоновна прислонила ухо к замочной скважине. Покачала головой.

— Вот стерва, а? Пойдем, Жанночка, я тебе спуститься помогу. Сейчас дети придут. Элька увидит, тут же наябедничает. — Она помогла девушке преодолеть ступеньки. Внизу, у портрета Сабины, Александра Антоновна задержалась.

— Вот Сабиночка из гроба бы восстала? А?

— И что? — спросила Жанна.

— Захватчица. Стерва. — Александра Антоновна поджала губы. — А Сергей Васильевич будто слепой. Выгнал бы ее из дому — и дело с концом.

— Сам виноват!

— Да что ты, деточка! Сергей Васильевич человек правильный. И из себя мужчина видный. Нравится он тебе?

— Ну… — неуверенно протянула Жанна.

— Ты присмотрись к нему. Внимательно присмотрись. Я гляжу, ты ходишь уже. Скоро без палки будешь обходиться. Приодеться бы тебе.

— Во что?

— После Сабины много чего осталось. Весь шкаф тряпками увешан, а которые так ни разу и не надела. Купит — и в шкаф. Только коротковаты тебе будут ее вещи.

— Сабина была маленького роста? — удивилась Жанна.

— Не то чтобы очень уж маленького. Выше, конечно, чем эта стерва. Но не с тобой сравнить. Что ж… Кое-что тебе подойдет. Помогу. Только, деточка, уж и ты не забудь потом.

— Что не забыть?

— Доброты моей. Стерва-то мне чужая. Амы с тобой будто родные теперь стали? Согласна?

— Да. Спасибо вам.

— Что ж, пока и «спасиба» хватит. А там посмотрим. Я вижу, ты не злая и не жадная. Нравишься ты мне, деточка.

— Помогите мне волосы покрасить, — неожиданно попросила Жанна.

— К чему это? Свои у тебя уж больно хороши. Экие светленькие, да курчавенькие спереди-то.

— День рождения у меня скоро. Через две недели.

— Ох-ох-ох! Сколь же годочков?

— Двадцать.

— Двадца-ать! Ну, в самый раз. Замуж тебе пора. Только волосы свои побереги.

— Нет, — упрямо возразила Жанна. — Мне краска нужна. Для волос. И косметика. Неудобно у Лары просить.

— А к чему просить? Пошла бы да взяла. Добра-то полно. У стервы. Сабиночка себе столько не позволяла. И не красилась столько. А стерва чуть с кровати поднимется — и к зеркалу. Сергей Васильевич и польстился на бесовское. Но ты, деточка, не горюй. Стерва-то Сабининым брезгует. Как стояло все, так и стоит. Принесу я тебе. Заметит кто, не заметит, с меня спрос не велик. Выбросила за ненадобностью, да и дело с концом.

— Хорошая вы, — вздохнула Жанна. Ее фантазия мигом нарисовала волшебное преображение. Новое платье. Платье Сабины. Ее косметика. Быть может, ее духи. Не забыть бы про духи! А Александра Антоновна меж тем говорила: