Наказание без преступления

Тридцать седьмой и тридцать восьмой, полные чудовищных противоречий! Как мне вас описать?

Процесс за процессом над врагами народа, вчера еще занимавшими высочайшие государственные и партийные посты. Непостижимо это: был маршалом, народным комиссаром, начальником главка, главным редактором газеты, академиком, членом партии с 1905 года, а то и 1900-го — и вдруг шпион, вредитель, наймит фашистов.

Беспосадочные перелеты через Северный полюс в Америку — и репрессии против технической интеллигенции, специалистов.

На экранах демонстрируются фильмы, воспевающие революцию, наш образ жизни, — и исчезают из жизни знаменитые писатели Пильняк, Третьяков, Артем Веселый, Бруно Ясенский, другие.

С одной стороны, колоссальные успехи народного хозяйства — страна вырвалась на второе место в мире по производству промышленной продукции, с другой — смена кадров во всех отраслях, прорывы на заводах и шахтах, год назад передовых…

В роман о шахтерах-стахановцах «Государство — это я», над которым я работаю, ввожу новых персонажей — вредителей, саботажников. Перекраиваю сюжет.

Саркисова арестовали. Вслед за первым секретарем обкома исчезли второй и третий, их помощники, заведующие отделами, некоторые инструктора. Опустошение произошло в облисполкоме, в Донецкугле, в Донэнерго, в индустриальном институте, в горкоме партии и в самом НКВД. Лишились свободы и честного имени директора металлургических заводов, секретари горкомов в Мариуполе, Макеевке, Горловке, Краматорске, Константиновке, Чистяково, Дебальцево. Пропали без вести многие инженеры, педагоги, врачи, шахтеры, сталевары, доменщики.

В кресле первого секретаря донецкого обкома оказался Прамнэк. Он не донбассовец, стало быть, не знает ни местных условий, ни особенностей труда шахтеров, металлургов, химиков. Волжанин он, из Горького. Потянет ли огромный, густо насыщенный рабочим людом край? Да и колхозников в донецких степях немало, куда больше, чем, скажем, в Курской и Орловской областях, вместе взятых. Трудно Прамнэку еще и потому, что он здешних людей не знает. Да и он для всех тайна за семью печатями. Сам собой напрашивается вопрос: почему не назначили вместо Саркисова кого-нибудь из местных достойных товарищей? Не нашлось такого? Не может этого быть. В Донбассе немало прекрасных коммунистов, способных руководить областью. Так почему же на них не пал выбор? Думаю, что сейчас время и обстоятельства неблагоприятные для руководящих кадров Донбасса. Там, наверное, где снимают и назначают, решили, что враг народа Саркисов, стоявший несколько лет во главе партийной организации Донбасса, успел обработать в своем духе многих коммунистов, сделать их своими единомышленниками. И поэтому, рассудили в центре, недопустимо рекомендовать на пост первого секретаря обкома кого-нибудь из коренных жителей Донбасса: есть опасность, что первым лицом области станет неразоблаченный участник троцкистского заговора, ярый сторонник сгинувшего Саркисова. Таковы мои предположения. Предположения беспартийного большевика.

Мне кажется, сейчас настал самый подходящий момент рассказать, почему я до сих пор не вступил в партию. Вступил бы с превеликой радостью, но… То рабочий стаж маловат, то поменял рабочее место в шахте на должность корреспондента многотиражки, то опять вернулся на завод — вкалывал на паровозе помощником машиниста, то снова поддался соблазну работать в газете, стоять у самого истока печатного слова. Работал усердно, но, наверное, недостаточно умело или, может быть, чем-то раздражал начальство. Или был слишком самостоятельным и гордым. Скорее всего, было всего понемногу, как у всякого юного парня с высокими помыслами и малой способностью приспосабливаться. В конце концов я разочаровался в том, что в ранней юности обожал, что считал своим призванием — в газетной работе, и вернулся к тому, с чего начал: пошел на металлургический завод Магнитки. И тут я нашел самого себя. Рабочее место представлялось мне самым высоким, самым ответственным и почетным. Уважал себя как никогда. Был уверен, что встал на колею, которую не покину до конца жизни. Был ударником, одним из первых в истории ударничества. Я почувствовал себя господином своей судьбы, хозяином жизни. Приобщился ко всему, что исходило из Кремля, от Сталина, великого ленинца.

Политика партии, политика Советского государства во всех областях жизни стала делом и моих рук, полем деятельности и моей жизни.