Наказание и преступление. Люстрация судей по-Харьковски

За последние два года, неустанно следуя согласно своему назначению борца с СИСТЕМОЙ, он достиг некоторых предварительно-подготовительных рубежей. Изначально долго и вдумчиво размышляя о своей цели нанести удар, логично возникал вопрос о сути и об эффективности метода его исполнения. Практика показала, что все использованные ранее приемы в рамках закона и сложившихся традиций не принесли ровным счетом никаких дивидендов. Отсюда вытекал однозначный вывод, что необходим нетрадиционный подход к вопросу, а учитывая громадный вес и гигантскую масштабность субъекта нанесения удара, становилось очевидным, что для получения хоть какого-то эффекта от задуманных телодвижений, нетипичности и элементарного выхода за рамки традиций, тоже было мало. Пуля был настроен крайне радикально в поиске чего-то, что не входило бы даже близко ни в какие ворота общепринятой модели отношений СИСТЕМЫ и человека, но тем не менее оставалось логичным, читаемым и легко объяснимым. В качестве ориентира и примера радикализма, примененного когда-то одной силой против другой, для Пули послужили террористические отаки по США 11 сентября 2001 года тогда, когда в том числе были разрушены оба здания — близнеца, всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Да, к сожалению все сходилось к тому, что нужна была именно подобная акция с эффектом взрыва бомбы, резонанс от которой долго бы будоражил общественность и привлекал этим внимание к проблеме беззакония в государстве, врачуя ее таким образом по принципу притока свежей крови, которая оздоравливает орган, страдающий от застойных явлений. Но что такого мог предпринять один обыкновенный, грешный человек против целой государственной машины, чтобы этот шаг стал заметным, и хоть как-то взболтал и поднял наверх для обозрения то болото, которое способствовало этой машине поглощать любое рациональное зерно, посеянное во имя и для таких же обыкновенных людей. Это был сложный, но основной вопрос, на который сразу ответить у Пули не получалось. Тем не менее уделяя по многу времени на поиск нужного решения почти ежедневно, он уже смирился и настроился на что-то очень сильное и яркое, что однозначно находится за пределами человеческого, гуманного и благодеятельного понимания. Он не позиционировал себя одиноким в поле воином и не надеялся на победу с одного удара. Побывав во всеядных жерновах машины, Пуля понимал, что он такой не один, но бороться с этим оккупантом, особенно таким же по эффективности способом, был готов не каждый. Далеко не каждый был готов пожертвовать собой ради других. Как пел Высоцкий: "…настоящих буйных мало — вот и нету вожаков…".

С другой стороны много буйных, по Кулиному убеждению, было и не обязательно. Возможно кто- нибудь изобретет и другой метод, менее радикальный, но не менее эффективный. Возможно, когда- нибудь кто-то добьется консолидации сил целого множества людей, и цель свержения режима будет достигаться народом другим способом на евромайдане, но даже при этом удар Пули должен был быть. Этого требовало его нутро, а если кто-то возразит и назовет это стремление жаждой личной мести, возможно от части окажется прав. Пусть это будет его личным вкладом в общий котел неповиновения и стремления жить лучше, чем живут жертвы по сути в кругу своего стада, вкладом в тот поток усилий всех тех людей, которые нашли в себе смелость вступить в борьбу, в любом случае принося от себя что-то в жертву, и не смирившись с судьбой теленка, заняв трусливую позицию: "моя хата с краю — я ничего не знаю".

Как различить ощущения своего предназначения для борьбы от банального желания отомстить за свои потери? Для Кули этот вопрос был принципиален, и он был убежден, если бы усилия были направлены на каких-то конкретных людей, например, на тех кто лично приложился к разлому его судьбы и к уничтожению его счастья, тогда это была бы месть им. Но Пуля не имел злости и личной обиды на всех тех, кто сначала незаконно его арестовал на основании липовых подозрений, потом так же незаконно признал дважды обвиняемым учитывая д/с, потом дважды подсудимым, а в конце виновным и дважды осужденным. Всех этих конкретных лиц он видел всего лишь колесиками и шестеренками одного механизма одной СИСТЕМЫ. И все претензии у него были направлены именно к ней, а жажда борьбы с ней и была предназначением, то есть уже целью жизни.

Одержимый своей этой войной, Куля практически жил двойной жизнью, одна видимая для всех, где Пуля — давно сидящий зэк, и поэтому немного уже с подпаленными мозговыми платами, а другая скрытая, где он, Пуля, — смертоносный сгусток материи, которая кроме всего, имея может и не самую сложную и совершенную материнскую плату по последнему слову техники, тем не менее способна выстраивать алгоритмы поражающие своей уникальной простотой и надежностью. Так Пуля постепенно уточнил свою цель, а еще позже уже почти автоматически конкретизировал орудие и место удара.