Наказание и преступление. Люстрация судей по-Харьковски

После этих слов Кули образовалась пауза. Коренастый к этому времени уже откуда-то достал противогаз с дыхательным гофрированным шлангом, но без фильтрующего элемента. Потом демонстративно распаковал презерватив, натянул его на этот шланг, а резервуарчик спермонакопителя срезал ножницами. В образовавшиеся отверстие он вставил сигарету и слегка прихватил к ней резинку обрезанного презерватива тонким скотчем в районе фильтра.

— Тебе повезло "банкир", — с ухмылкой прокомментировал свои действия коренастый, — ты сейчас будешь как белый курить "Капитан Блэк". Обычно у нас так курят какое-нибудь говно вонючее, но говно на сегодня кончилось, покурили.

Куля молча смотрел на этот кружок "очумелые ручки" и почувствовал страх от надвигающейся страшной неизвестности. Он примерно догадывался уже о назначении этого хитрого приспособления, но не мог еще представить себе эффект его действия. Со страхом пришло отчаяние и досада от безвыходности ситуации. Он успел подумать: почему так происходит с ним? За что? Где же справедливость? Стало немного жаль себя и от этого у него слегка перехватило дыхание и запершило в горле. Добрый опер что-то ему продолжал говорить, но Куля его не слышал, в голове почему-то на мгновение пришли мысли о самом дорогом и важном в его жизни: о жене и дочурке… В следующий миг он почувствовал как кто-то, стоящий у него за спиной, обхватил его за шею прижимая спиной к стулу, а коренастый двумя руками начал натягивать на него противогаз. Но Куля не сопротивлялся, этому не было ни возможности, ни желания. В последнюю секунду где-то в мозге, а может в душе промелькнула мысль о том, что с ним все равно все будет хорошо, потому что иначе быть не может, и вместе с этой последней мыслью пришло небольшое успокоение и какая-то умиротворенная отрешенность от суровой действительности.

Куля не был набожным человеком, но в бога верил, только как и все люди его поколения, как-то своеобразно: с одной стороны яро и демонстративно, но с другой по сути, как-то неглубоко и без фанатизма. Скорее по велению какой-то моды, чем по велению души. Уже гораздо позже, проводя долгие времена в забвении, пребывая в заточении на едине с самим собой, имея возможность вдуматься до самих глубин истоков мироздания, он иногда вспоминал, как в те экстримально-тяжелые минуты, каким-то необъяснимым образом его сознание, его душу в последний момент посетило нечто, что дало ему тогда силу выдержать все испытания и устоять перед супостатами. Получалось, что это нечто и есть не что иное как вера, вера во что-то всевышнее и всемогущее, создавшее и оберегающее тебя в независимости от твоей воли и твоих возможностей. Из этого по Кулиному уразумению следовало, что такая вера изначально давалась каждому человеку с рождения в обязательном порядке, в комплекте со всем остальным: с телом, со способностью думать, любить и т. д. Но далеко не каждый достаточно часто и корректно пользовался этим даром, от чего у некоторых он как-то затирался и терялся в массе мирской повседневности. Получалось, что такая вера давала человеку даже не надежду, а уверенность, благодаря которой пропадал всякий страх и наступало некое облегчение во всех переносимых муках.