Наказание в награду

А так как Барбара уже была на заднем дворе, она использовала швабру, чтобы проверить камеру, укрепленную над задней дверью. Камера была зафиксирована и не могла двигаться. Поэтому, решила сержант, у нее должен быть широкоугольный объектив, чтобы захватить и две ступени, ведущие к двери, и парковку.

«Теперь к фасаду», – подумала Барбара. Туда она пробиралась вдоль здания, скрываясь за вечнозеленым кустарником, как кошка-воровка. В этот момент по улице проехала патрульная машина, которая повернула за угол и пересекла парковку. Она скрылась из поля зрения сержанта. Через несколько мгновений двигатель заглушили.

Барбара осторожно вернулась назад и, выглянув из-за угла здания, увидела, что машина задом припаркована на стоянке в самой густой тени, которую отбрасывало дерево, росшее на соседнем участке. Она продолжила наблюдение. Прошла минута. Никто не вылез из машины. Ничего не происходило.

Сержант уже собиралась вернуться к фасаду здания, как вдруг пассажирская дверь распахнулась, на мгновение осветив сидевших внутри машины. За рулем был полицейский общественной поддержки Гэри Раддок. Пассажиркой оказалась молодая женщина, лет двадцати с небольшим, со светлыми волосами и не очень высокая. Она стала вылезать из машины, и Барбара ясно услышала ее слова: «…в общем-то, не сильно волнует». Ответ Гэри Раддока разобрать было нельзя. Однако, услышав его, женщина заколебалась, и пока это продолжалось, ПОП вылез из машины и через крышу воззрился на нее. Какое-то время они играли в гляделки, при этом Раддок выглядел довольно спокойным, а она выглядела так, как выглядела, – со своего места Барбара не могла рассмотреть ее лица. Прошло секунд пятнадцать, и женщина вернулась в машину. Раддок последовал за ней. А после этого – ничего. То есть абсолютно ничего. Или что-то безусловно очень интересное, чего Барбара не могла рассмотреть. Но у нее было достаточно воображения и способность рассуждать логически. По ее логике выходило, что один плюс один плюс два получается четыре, при этом первой единицей была машина, второй – темнота, а двойкой – Раддок и его компаньонка. Это равнялось четырем, что, в свою очередь, равнялось или серьезной беседе в темноте о состоянии экономики страны, или противоправному деянию, которое требовало глубокой темноты, или мудреному действу, которое иногда случается, когда в одной точке сходятся машина, темнота, мужчина и женщина.

И именно этим, как поняла Барбара, Гэри Раддок мог заниматься тогда, когда диакон в участке сводил свои счеты с жизнью. А если это так, то он точно не хочет, чтобы об этом знали. По его собственному рассказу, он жил с каким-то стариком. А молодая женщина могла жить или с соседями, или с родителями. А если предположить, что им с Раддоком не терпелось поскорее задействовать «глубиномер» – а не просто вести серьезные беседы при ясной луне, – им была необходима уединенность. Здание полицейского участка для этого подошло бы идеально, даже несмотря на отсутствие в нем удобной мебели, но в нем диакон дожидался переезда в Шрусбери, а это портило всю малину.

Значит, оставалось сделать это в машине – ведь это происходило в ней с самого дня изобретения автомобиля. Крайняя нужда – крайние меры, а этот шаг выглядел не таким уж и крайним. Надо было просто забраться на заднее сиденье, избавиться от части одежды, постонать, попыхтеть и подвигать бедрами минут пять, или еще того меньше, и подвиг совершен. Три минуты на разогрев, две минуты на посткоитальные обнимашки, быстрая поездка, чтобы вернуть птичку в клетку, – и всё.

Раддок возвращается, обнаруживает, что произошло, пока они с подругой веселились на парковке, понимает, что диакон не жилец, поспешно обзванивает пабы, чтобы оправдать свое отсутствие, звонит по номеру 999 и устраивает шоу человека, отчаянно пытающегося оживить самоубийцу, – хотя, судя по общему бардаку, который он устроил, шоу могло и не понадобиться, – и все это время он осознает, что его карьере конец, если кто-то узнает, какую хрень он сотворил из простого ареста.

Все это вполне могло произойти. Алиби Раддока строилось на подтверждении хозяевами баров того факта, что он звонил им с просьбой закрывать лавочку; правда, ни один из них не смог бы назвать точное время этих звонков. Так что если то, о чем они рассказывали следователям, находилось во временном промежутке, установленном патологоанатомом как время смерти, то к нему претензий быть не могло. Надо было просто сохранить в секрете то, что он в это время черт знает чем занимался на парковке.

Барбара растворилась в тени здания. Ей было интересно, сколько еще времени ей придется прятаться. Совсем не хотелось сидеть, согнувшись, за вечнозеленым кустарником продолжительное время, но это было неизбежно, поскольку ей также не хотелось возиться с камерой на фасаде здания в тот момент, когда Раддок и его пассажирка проедут мимо по пути домой.