Наказать и дать умереть

Я гадал, есть ли у Эвы Монссон тайны от меня? Я ведь так и не сказал ей о человеке с мешками денег, который шикнул на Томми и велел ему спать. Загадочное электронное письмо тоже от нее утаил. Сам не знаю зачем.

– И как там у вас с ней?

– С кем? – удивился я.

– С той, с которой ты встретился в Мальмё.

– Об этом ты, похоже, знаешь больше моего, – буркнул я неожиданно грубо.

– Ты всегда так нервничаешь, когда речь заходит о ней?

Эва права, не стоило так волноваться.

Возможно, на меня опять действовала полная луна, а я не замечал.

– Где вы видетесь? Ты водишь ее сюда?

– Кого?

– Не знаю. Ее.

– Нет, не вожу.

– Ты, помнится, говорил, что вы познакомились на конференции в Стокгольме, и я почему-то решила, что именно здесь.

Я ничего не ответил. Не мог сказать ей, что все началось с дегустации вина. Эва, конечно же, навела бы справки. Я вообще не знал, что придумать, – слишком трудно обмануть настоящего следователя.

– Мы сидели совсем в другом месте, – наконец выдавил я.

– Сидели? – переспросила она. – Звучит так, будто вы выпивали. Раньше ты называл это конференцией.

– Называй как угодно.

Она отложила приборы:

– А теперь я хочу большую чашку свежемолотого кофе и коньяк.

По Мальмё разгуливал маньяк, охотившийся на эмигрантов, – современный вариант «человека с лазером»[19], и я увидел в этом подходящую тему для беседы, но Эва не клюнула.

– Мне нечего сказать о нем, даже телевизионщикам, – отрезала она. – Я не настолько глупа, чтобы не понимать, почему они меня выбрали. Но от приглашений в Стокгольм никогда не отказываюсь.

– А как далеко продвинулось расследование дела Томми и Юстины?

Эва вздохнула:

– Мы допросили всех, кто был в отеле. Раз сто вызывали ту, с которой он пил в «Бастарде», и все напрасно. Ничего нового. – Она вылила в рот остатки коньяка. – Но в этом нет ничего удивительного. Далеко не всегда получается докопаться до истины.

– Странно слышать такое от следователя, – заметил я.

– Ты прав, это не для печати.

Мы попросили официанта вызвать такси, и я проводил Эву к выходу. Она куталась в сто одежек, увенчав себя огромной меховой шапкой, которая больше подошла бы русскому солдату времен Зимней войны, а за окном мело вовсю. Таксист, поднимавшийся к нам по Риддарсгатан, с трудом пересек улицу.

Лишь только машина скрылась в клубах снега, я вернулся на место. Нет ничего приятнее, чем сидеть в теплом ресторанном зале, когда за окнами дождь или метель. Из-за маленьких столиков здесь было довольно тесно, а от несмолкающего приглушенного гула становилось еще уютнее.

Я засиделся там до закрытия.

Все равно больше нечем заняться.

И потом, должен же кто-то оставаться в зале до самого конца.

Я обдумывал очередную поездку в Копенгаген. Не то чтобы рассчитывал найти там что-то новое или встретить кого-нибудь, владеющего информацией.

Тогда зачем? В чьих интересах? И что мне делать с полученными сведениями?

Передать Эве? Зачем?

Когда я проснулся на следующее утро, термометр показывал только минус семнадцать.

Весна уже в пути.

Батареи были теплые, но дом старый, дуло изо всех щелей. Я надел теплый свитер, ботинки, обмотался шерстяным шарфом и включил ноутбук.

Мне пришло новое сообщение.

Я не знал отправителя и вряд ли смог бы воспроизвести наизусть сочетание букв в поле «отправитель». Тем не менее я вздрогнул.

Браво, – писал zvxfr. – Эва Монссон великолепна на телеэкране, но она не открыла всей правды.

Часы показывали десять. Письмо поступило на мой адрес в семь сорок пять.

Что же такого утаила от телезрителей Эва Монссон?

Я взял мобильный и набрал ее номер.

Раздался голос автоответчика, – вероятно, Эва Монссон сидела сейчас в самолете, летевшем в Мальмё.

Я отменил вызов.

Что мне ей сказать?

Нужно набраться смелости, чтобы говорить о самом себе.

С чужими тайнами намного проще.

Глава 10

Гётеборг, февраль

Решение пришло в салоне автомобиля. Дождь барабанил по крыше и хлестал в ветровое стекло.

Он ей покажет.

Научит, как нужно себя вести.

Такое не должно остаться безнаказанным.

Мужчина не мог забыть презрения в ее взгляде. Или это было удивление? Нет, презрение. Отвращение.

Он не привык, что женщины так на него смотрят.

И как она с ним разговаривала! Сказала, что раскаивается, что все было ошибкой с самого начала. Но хуже всего – она его жалела. И тем самым ставила себя выше его, смотрела сверху вниз.

Мужчина вышел из машины, достал из багажника сумку и вернулся на место.

Он всегда путешествовал со специальной сумкой, особенно когда сидел за рулем. Он научился быть готовым ко всему. Кто знает, когда представится подходящий случай. Все лежало в идеальном порядке. Достаточно запустить внутрь руку, чтобы вытащить парик, делавший его на несколько лет моложе – во всяком случае, если верить отражению в зеркале заднего вида. Парик был черный, волосы топорщились, если их как следует не пригладить.

Очки?

Он выбрал со стальными дужками.

Нет.

Примерил другие, в толстой черной оправе.

Совсем неплохо.

Мужчина легко менял обличья, у него богатый опыт.