Нахаловка (ознакомительный огрызок)

Наконец, мой взгляд остановился на старом мутном зеркале с облезшей и потрескавшейся местами амальгамой. Зеркальная поверхность беспристрастно отразила сидевшего на одной из табуреток потрепанного жизнью костлявого деда с глубоко запавшим глазами и ввалившимися щеками. Старик, тяжело навалившись на стол локтями, нервно пожевывал кривыми редкими и желтыми зубами бумажный папиросный мундштук очередной еще не раскуренной папиросы. Сквозь распахнутый ворот мятой рубахи, открывающей впалую грудь, были видны многочисленные тюремные татуировки и подключичные звезды[12] коронованного воровского авторитета. Я криво улыбнулся своему отражению, и краше которого в гроб кладут, и потер рукой, сплошь покрытой «синей вязью» портаков ноющую грудь. Что-то сердечко сегодня не по-детски «расшалилось»…

За столом напротив меня пристроился на табуретке Колька Лепеха — сорокалетний авторитетный рецидивист, воровайка-домушник, недавно освободившийся из мест заключения. Лепеха щелчком выбил папироску из пачки «Беломора», лежащей на столе, ловко промял мундштук и крепко закусил его зубами. Подцепив со стола спичечный коробок, Колька встряхнул его возле уха, проверяя — не пуст ли? Чиркнув спичкой по терке коробка, он прикурил папиросу от вспыхнувшей фосфорной головки.

— Не выливай... — сипло попросил я.

Лепеха послушно поднёс подрагивающий огонек к кончику моей папиросы. Я несколько раз «пыхнул», раскуривая влажноватый табак, а затем выпустил сизый клуб дыма из ноздрей. Лепеха тоже, не стесняясь, задымил как паровоз. Вскоре небольшая комнатка окуталась плотными клубами дыма

— Как, базаришь, Лепеха, — просипел я, массируя рукой барахлящий «моторчик», — приняли тебя на сходке?

— Так сами и подтянули, — сплюнув в жестяную банку из-под тушенки, заменяющую мне пепельницу, ответил домушник. — Ты же в курсе, Метла, я ить токо-токо от хозяина[13], честный вор. В авторитете[14], хоть и не коронован...

— А то я не знаю, Коля? — Я взмахнул рукой, прерывая Лепеху на полуслове. — Ведь не одно ведро чифиря вместе в Соликамске выдули! Правда, давно это было... — Я хлопнул ладонью Лепеху по плечу и хрипло рассмеялся «свистящим» смехом, перешедшим в затяжной кашель. Вытерев губы платком, я заметил на светлой ткани кровавые разводы — туберкулез, похоже, стремительно прогрессирует, как и предупреждал гребаный лепила.

— Это просто подфартило, что давно! — произнес Лепеха, когда мой кашель ослаб. — И никто из этих сопливых беспредельщиков не знает, что мы с тобой на Соликамской киче корешились. Иначе бы со мной по-другому базарили.

— Фраера апельсиновые! Лавра позорная! — Я скорчил брезгливую физиономию и скрипнул от злости зубами, мохратя бумажный мундштук папиросы. — Куда катится воровской мир, Коля? — Я подхватил со стола бутылку водки и разлил остатки в граненые стаканы, после чего затушил прогоревший окурок в банке. — Серый! — крикнул я, но не громко, чтобы не напрягать слабые легкие. — Иди, выпьем! И колбаски свежей нам накроши!

— Ща пошинкую, пахан! — Раздался из кухни низкий хриплый голос Серого, моего приближенного и одновременно телохранителя.

— Таких воров, как ты, Метла, — с глубоким почтением в голосе произнес Лепеха, тоже потушив окурок, — настоящих идейных побродяг, и не осталось совсем! Вот и Васи Бриллианта уже два года как...

— Помянем Ваську... — Я взял в руки наполненный водкой стакан. — Серый, ну, ты чё, там, сандальнул[15], что ли, по-тихой?

В дверном проеме появился крепкий, подвижный и мускулистый мордоворот в расстегнутой «до пупа» светлой рубашке не первой свежести. В руках у него обнаружилась тарелка со свежей нарезкой колбасы и финка ручной работы. Серый подошел к столу, поставил на него закусон и спрятал нож в собранном гармошкой голенище хромового сапога.

— Пока тебя дождешься, ряженка[16] закипит! — недовольно буркнул я. — Ладно, за Васю, не чокаясь...

— Земля ему пухом. — Присоединился ко мне Лепеха, поднимая стакан, наполненный прозрачной жидкостью.

Серый упал на свободную табуретку и молча поднял оставшийся стакан.

— Не чокаясь… — просипел я, вливая в горло обжигающую влагу.

Водка ухнула по пищеводу, слегка опалив слизистую рта. А через мгновение теплая расслабляющая волна покатилась по моим сосудам, слегка разгоняя холодную и густую старческую кровь. В последнее время меня и водяра как следует не пробирает. Похоже, что недолго мне осталось небеса-то коптить… Как это не печально, но такова жизнь. К тому же, я и без того не слабо пожил — семь десятков не хухры-мухры! Тот же Вася Бриллиант на добрый десяток лет меня моложе, а уже там… Скоро встретимся. Надеюсь, что котлы у нас с ним будут по соседству и компания веселая и горячая…

— Теперь ближе к телу, Лепеха: че на той сходке порешали? — Я, с тихой завистью наблюдая, как молодые уркаганы с аппетитом поглощают колбасу, взял с тарелки маленький кусочек копченой нарезки. Втянул дрогнувшими ноздрями приятный дымный аромат, затем слегка надкусил и положил остаток обратно. Аппетит, даже подогретый спиртным, так и не появился.