Нахаловка (СИ)

Сколько я так пролежал, сказать трудно — может десять минут, а может и десять часов. Я словно впал в какую-то прострацию, во что-то среднее между сном и явью, но с полным отключением любых мыслительных процессов. Наконец, когда мне немного получшело, я первым делом ощупал свою голову в поисках огнестрельного ранения… Да-да, я вспомнил свои последние секунды до того, как погрузиться беспамятство. И в этот момент гребаный апельсин Бульдозер держал волыну у моего виска. И я готов был поставить на кон, что угодно… Да просто падлой буду, если это не так! Я видел, как его палец потянул спусковой крючок… И моя голова должна была пополниться как минимум еще одной дырой, не предусмотренной ни господом Богом, ни природой.

Но к моему глубочайшему изумлению, голова оказалась абсолютно целой и невредимой. Более того, заросшей густым волосом! Тогда, как я уже лет тридцать являлся обладателем большой «зеркальной» плеши, к семидесяти годам превратившей мою черепушку в идеальный бильярдный шар. Так что этого попросту не могло быть… Но раздумывать над этими странностями не давала чудовищная головная боль, которая, хоть слегка и улеглась, но все равно продолжала молотить гигантскими кувалдами в мои виски, а в глазах все двоилось, плыло и вращалось. Я полежал еще немного, дождавшись, пока боль вновь слегка приутихнет, а после попытался подняться на карачки.

Едва я изменил свое положение, утвердившись над полом на четыре мосла, желудок судорожно сжался, и меня опять вывернуло, но уже ярко желтой желчной массой. После рвотного спазма стало немного полегче, разбегающиеся глаза удалось сфокусировать и осмотреться. Стараясь, как можно медленнее вращать головой, я оценил окружающую обстановку — и она, честно признаться, меня совсем не порадовала. Я находился в каком-то явно заброшенном деревенском доме, с огромной, закопченной и давно не беленой печью. Пол с рассохшимися, а местами и вовсе прогнившими и провалившимися досками. Кучи мусора, каких-то тряпок, комья засохшей грязи. Стены, затянутые паутиной, с обвалившейся местами штукатуркой и почерневшей дранкой, видневшийся в проплешинах. Затхлый запах нежилого помещения и кошачьей мочи перебивал даже кислую вонь моей свежей блевотины.

Что же произошло? Что со мной? Где я? — Эти мысли пытались пробиться сквозь пульсирующую головную боль, но я еще плохо соображал, поэтому попытался просто подняться с заблеванного пола. Уцепившись слабой рукой за обнаружившееся рядом ободранное кресло, я умудрился вздернуть себя на подрагивающие ноги. Голова закружилась, и я, упав на продавленные подушки старого кресла, вновь вырубился.

Следующее «пробуждение» прошло веселее, голова болела, но уже не так резко, как в предыдущий раз. Вот только рот пересох, как будто я страдал от жажды на киче жарким летом в Средней Азии. Стрельнув глазами по сторонам, я увидел на ободранном журнальном столике, что раскорячился подле кресла, прозрачную пластиковую бутылку и, вроде бы, с водой. Сначала подумал — импортная, но на бутылке имелась красочная этикетка с надписью по-русски и явно заводского изготовления. «Святой источник» — вода питьевая, — гласила надпись на этикетке.

— Да иди… ты… — с недоумением просипел я, протягивая руку к бутылке. — Какая, нах, святая вода в Союзе?

Открутив крышку, я припал к живительной влаге, которая точно показалась мне не менее, чем манной небесной. В несколько глотков я допил остатки воды, что еще плескались в бутылке и облегченно выдохнул. Сказать, что я совсем пришел в норму, еще было нельзя, все тело ломило, словно его пропустили сквозь молотилку, но я был жив — и это было главным. Если у Бульдозера-таки не хватило духа, чтобы вышибить мне мозги, то у меня рука точно не дрогнет…

— Вот, падлы, рехнулись совсем, — напившись и внимательно разглядев этикетку, произнес я, — обычную воду в такие бутылки разливать… Ладно б, минералка там… нарзан… Какой дурак будет её покупать, когда точно такая же жидкость из каждого крана и колонки хлещет, только хлебальник под струю подставляй!

Муть в голове все еще не давала мне нормально соображать, а накатывающая временами слабость едва-едва вновь не отправляла меня обратно в беспамятство. Я еще раз ощупал руками голову — огнестрельной раны, как и прежде, не было, а волосы так никуда и не пропали. К тому же дырка в ладони, пробитая финкой Серого, тоже напрочь пропала, не оставив даже шрама! Я зажал в кулаке небольшой клочок волос и дернул, что есть силы. Было больно, даже слезы в очередной раз выступили из глаз, но в руках у меня у меня осталось железобетонное доказательство, что я не свихнулся. Поднеся кулак к глазам, я рассмотрел результаты собственного «членовредительства»: волосы действительно оказались настоящими — вырваны с корнем. Мне были прекрасно видны утолщения волосяных луковиц…