Нахэма

Поэтому, несмотря на глубокое отчаяние, овладевшее им при мысли, что он вторично теряет любимую женщину, он задрожал, вспомнив о позоре, который он навлечет на свое древнее имя, и, пустив голову, объявил, что согласен подчиниться их требованию. На следующее утро, пока любопытная толпа собиралась на площади вокруг костра, быстро разнеслось неожиданное и ужасное известие: обезумевший старый Каспар рассказывал, что Филиппина найдена задушенной в своей кровати. Что же касается рыцаря, то, очевидно, сброшенный с кровати неизвестной рукой, он имел глубокую рану на голове и подтеки на всем теле. Его еще до сих пор никак не могут привести в чувство. Всем было ясно и несомненно, что дьявол помешал примирению супругов. Этот случай снова взволновал весь народ. Весь народ был в волнении и толпился на площади, у окон и даже на крышах. В первый раз приходилось видеть такое необыкновенное зрелище, как казнь изображения колдуньи.

В это утро небо было пасмурно, и день обещал быть темным и сумрачным. Воздух был насыщен электричеством, но никто не обращал на это внимания, также как и на скоплявшиеся черные тучи, на бледный оттенок атмосферы и на отдаленные раскаты грома. Все глаза и все мысли были прикованы к приближавшемуся кортежу и, главное, к носилкам, на которых, точно живая, стояла чудесная статуя.

Когда носилки остановились у подножия костра, темнота сразу увеличилась и поднялся сильный ветер, потрясавший деревья, рвавший листья и поднимавший целые тучи пыли и песка. Все начали поднимать головы и с беспокойством переглядываться. Судья приказал поторопиться. Статую быстро внесли на костер, и палач тотчас же подложил огонь. Костер уже начинал пылать, когда страшная молния прорезала небо и гром потряс землю.

Разыгрался настоящий ураган. Проливной дождь, смешанный с градом с кулак величиной, обрушился на землю. Скопившаяся со всех сторон толпа мешала бежать, и все с громкими криками толкались и давили друг друга.

Молнии беспрерывно следовали одна за другой, раскаты грома оглушали, ветер свистел и ревел, причем его сила была такова, что он поднимал громадные плахи костра и далеко отбрасывал их, точно это были снопы соломы. Одна статуя оставалась нетронутой; она выделялась на костре при синеватом свете молнии. Ураган только трепал ее газовую тунику и развивал ее золотистые волосы, подобно сверкающему плащу.

Страшная паника овладела всеми. С криком и ревом, терявшимся в шуме бури, толпа стала рассеиваться по всем направлениям, укрываясь от дождя. Ураган бушевал весь день и часть ночи. Когда на рассвете, обыватели рискнули выйти из своих жилищ, они увидели, что на площади не осталось ни следа от костра и прекрасной статуи. Впрочем, про нее скоро забыли среди горя и забот, причиненных грозой. Трое были раздавлены толпой: тридцать с лишним человек — более или менее серьезно ранены. Почти во всем городе были выбиты стекла и многие крыши повреждены. При одном воспоминании об этом роковом дне, все осеняли себя крестным знамением и дрожали от страха.

Глава VI

Леонора очнулась под влиянием ощущения ледяного холода. Скоро это ощущение изменилось в ощущение ожогов, пробегавших по всему телу. Ей казалось, что ее катают по раскаленным углям и что ее тело клочьями отрывается от костей. Со страшным криком Леонора выпрямилась и открыла глаза. Вместе с сознанием к ней вернулась и память. Леоноре казалось, что она видит еще костер, враждебную и возбужденную толпу, волнующуюся у ее ног, и палача с факелом в руке. Молодая женщина помнила также бурю, яркую молнию, страшные раскаты грома и огромные градины, падавшие вокруг нее, но на нее не попадавшие. Что же было дальше — она не знала; только все тело ее болело, точно было налито свинцом.

Леонора боязливо оглянулась кругом и вздрогнула. Она находилась в лаборатории мэтра Леонарда, а сам он стоял в двух шагах от нее и что-то мешал в кубке. Леонард имел крайне утомленный вид. Лицо его было бледнее обыкновенного, но взгляд сверкал, производя странное и могущественное очарование и, покоряя всех, на кого был устремлен. Немного дальше Оксорат был занят около какой-то машины странной формы, которая трещала как костер, отбрасывая во все стороны целые пучки искр.

— На, пей! — сказал мэтр Леонард, подходя к молодой женщине и подавая ей кубок с какой-то дымящейся жидкостью.

Леонора жадно выпила. Она умирала от жажды и чувствовала страшное утомление. Приятная теплота пробежала по ее конечностям, но мысли ее путались. Какой-то странный хаос воспоминаний и картин из всего случившегося за год наполнял ее ум. Мало-помалу это неприятное состояние рассеялось, хотя мысль ее все еще работала с трудом. Наконец, сжав руками голову, она пробормотала:

— Где же я?