Наколдованная любовь

Дверь открылась раньше, чем девушка успела приложить брелок к панели домофона. Из подъезда вынесло здоровенного ротвейлера в строгом ошейнике и болтающуюся сзади, как воздушный шарик, девчушку.

— Не бойтесь, Сэм не кусается, — начала привычную надменно-горделивую песню хозяйка, при виде вставших на пути прогона зверя людей. Оля безмолвно вжалась в перила и замерла, ожидая, чтобы грозная зверюга убралась-таки на прогулку.

Сэм и в самом деле не кусался и кусаться не собирался. Он даже бежать с целеустремленностью торпеды перестал. Двинул крупным носом, вбирая запах, лег на пузо и заскулил. Продолжая панически поскуливать и пряча нос в лапах, собака ползком попятилась под ноги девушки. Грозность куда-то враз подевалась, осталось желание спрятаться под надежной защитой.

— Ты чего, Сема, заболел? — встревожилась владелица растерявшего грозный напор пса. Тот, не умеючи говорить членораздельно, только горестно взвизгнул и не сдвинулся с места, пока Аш и Ольга не скрылись в подъезде.

— Странно, а Вика хвасталась, что ее Сэм вообще бесстрашный. И по бревну ходит, барьеры берет, раз даже вора прогнал… — риторически прокомментировала Оля, нажимая на кнопку лифта.

— Меня собаки боятся, — обмолвился сейфар почти с грустью и прибавил: — У деда на псарне вот тоже никак не привыкнут, а ведь бойцовые.

— Наверное, от тебя пахнет как-то по-особенному. Бывает, я где-то читала, что есть запахи, которые вызывают у животных панику, — поделилась информацией девушка, надавливая цифру нужного этажа, и тихо ойкнула. Почти сразу после закрытия створок, гудение лифта смолкло и погас свет.

— Что случилось? — спокойный голос сейфара и его рука, безошибочно нашарившая в темноте руку Оли, оборвали начавшийся приступ паники.

— Мы застряли. Или лифт сломался, или свет почему-то вырубили, или еще что-то, — затараторила вперемежку со всхлипами девушка и пожаловалась: — А я темноты жутко боюсь и мобильника с собой не взяла бабушкиного. Свой-то у меня дома так и остался…

— У вас в темноте водятся какие-то монстры? — оборвав словоизвержение, первым делом практично поинтересовался Аш. Он еще не наловчился отличать продуктивную панику спутницы от непродуктивной.

— Нет, — растеряно ответила Оля и поняла, что сейчас услышит сакраментальное: «Чего же ты тогда боишься, дура-кобылица?». Но нет, сейфар, не выпуская руки девушки из своей, (наверняка опасался, что та в панике начнет головой о стены долбиться), объявил:

— Значит, нападения можно не опасаться. Теперь скажи, что надо делать: ждать, когда этот ящик заработает или звать на помощь?

— Не знаю, — уже тише отозвалась девушка, невольно заражаясь спокойствием товарища по несчастью. — Бабуля знает, куда мы ушли, и если скоро не появимся, первым делом лифты проверит. Или если мы будет стучать и кричать, кто-то из соседей услышит и лифтеру скажет, а тот ремонтников вызовет.

— Понятно, тогда давай кричи, у тебя громко выходит, — сделал выбор Аш, попросил у Оли ключи для звону и заколотил по дверям кабины так громко, что чертям в аду тошно стало. Девушка заорала:

— Лифт сломался! Вытащите нас! Пожалуйста! А-а-а-а! Выпустите!

— Эй! — спустя минутку, может, даже меньше, раздался сердитый женский голос откуда-то снизу. — Не вопите, хватит лифт ломать, придурошные! Вы что, объявления не читали?

— Какое? — растерянно пискнула Оля, прекратив заказанный сейфаром концерт.

— На доске, в холле висит, красными буквами. Рабочие сегодня с лифтом занимаются, потому всех просили на малом ездить! — чуть помягчев от жалобных интонаций и того, что сейфар перестал ломать кабину изнутри, поведала сварливая баба. — Посидите чуток, они там скоро снова ток врубят, и доедете куда надо.

— Спасибо, извините, — шмыгнула носом девушка и судорожно вздохнула. Теперь, когда стало известно, что лифт не сломан и кто-то там, на свободе знает, что они внутри, страх почти исчез. Зато стало по-настоящему стыдно. Выставить себя перед сейфаром эдакой круглой дурой. Оля попыталась вытащить свою ладошку из руки Аша, однако, тот не отпустил. Берег девичью психику что ли? Ему-то хорошо, в темноте и без света все видит, настоящий супергерой, а она так, толстая трусиха под заклятьем. Хотя, вроде никаким отвращением или брезгливостью от него не тянуло.

— О чем ты теперь страдаешь? — почти с любопытством спросил мужчина.

Припомнив, что после обмена кровью эмпатия стала даром обоюдным, Оленька застыдилась пуще прежнего и пробормотала:

— Так, ни о чем. Тому, что я всего на свете боюсь, уже ничем не поможешь.

— Дура ты, кобылица, — почти ласково хмыкнул Аш, наконец, перестал держать ее за руку и зачем-то погладил по щеке. — У каждого свои страхи есть. Только кто-то их лучше скрывать умеет, кто-то хуже. Родись ты воином, было бы чего стыдиться, а девице слабой быть не зазорно. С такой рядом любой мужчина себя сильнее чувствует и защитой встанет.