Но Агнешке все еще это льстило. Даже когда, не дотерпев до спальни, он подлавливал ее где-нибудь на лестнице, или в коридоре, или на кухне, молча разворачивал спиной к себе, вжимал в первую попавшуюся стену и задирал юбку, под которой она уже даже белье не носила – жалко, ибо после приступов его любвеобильности оставались от ее трусиков лишь жалкие рваные лоскутки. Чудом удавалось им избегать в такие минуты встречи с Асей и Андриком. Да, убеждала Агнешка саму себя, мужчину она себе отхватила, как оказалось, весьма темпераментного. Это ее не пугало – она чувствовала себя нужной ему и радовалась, что именно она и есть тот источник, припав к которому, он может утолить свою мужскую жажду.
Она тогда еще не понимала, как была права в своем определении. Она действительно была его источником. И он все чаще припадал к нему, утоляя жажду сгорающего в порочной тяге тела. И чем чаще припадал, тем больше хотелось. Ему чего-то не хватало… Чего? Марек не знал, не понимал. Но что-то внутри него горело, разъедало и толкало к Агнешке – только рядом с ней он немного успокаивался, только ее тело позволяло ему расслабиться и на время забыться.
Все кратковременней становился его покой, все чаще ему нужна разрядка. В какой-то момент Агнешки стало не хватать. Он рядом с ней – ему хорошо, а стоит ей чуть отдалиться – и все внутри клокочет, вредничает, злится. Будто кто-то другой живет в нем и рвется на волю. Он злился на себя в такие минуты – потому что не понимал происходящего; он злился на Агнешку – сам не знал почему, но очень злился. Злился, когда она пыталась отказать ему в немедленной близости, отвлеченная домашними хлопотами, злился, когда ему казалось, что она недостаточно с ним искренна, открыта; когда уставшая от его ненасытности, когда зажатая, когда измученная им хотела спать, а ему, как наркоману, нужна была еще доза ее тепла. Умом он понимал, что злиться на все это – глупо, но внутри каждый раз сжималась какая-то злая пружинка, и как бы он ни старался ее сдержать, она выпрямлялась, изливаясь потоком непонятной агрессии.
- Марек, ты меня достал! Я устала! Дай мне хоть день от тебя отдохнуть! – не выдержав, закричала она однажды, когда он, застав ее на кухне, вновь начал приставать. – Ты вообще можешь думать о чем-то другом?! У меня болит все – ты можешь это понять?!
Марек ответил привычным молчанием. Только глаза его недобро сверкнули, давая понять, что таким заявлением он не доволен. Да и отказывать нетерпеливому себе он не собирался – шагнул к Агнешке, и та тут же оказалась зажатой между кухонным столом и его телом.
- Не смей, Марек! – зашипела она. – Не смей! Хватит!
Она по глазам его уже знала, что сейчас последует: ее молча развернут, нагнут и без церемоний отымеют в не самой джентльменской форме. Так и случилось бы, как случалось уже не раз, если бы на крик Агнешки не прибежала Ася.
- Что у вас происходит? Марек?! Агнеша?!
Встревоженный посторонним вмешательством, Марек молча отошел, выпустил жертву на волю. Агнешка же, не теряя ни секунды, выскользнула из кухни, накинула плащ и выскочила из дома, чувствуя, как по щекам побежали горячие слезы.
Сухие листья под ногами напоминали о бренности бытия. Прохладный октябрьский ветер трепал черные прядки длинных волос, лез под незастегнутый плащ, заставляя девушку дрожать не только от обиды и отчаяния, но и холода. Агнешка дрожала, но домой возвращаться не спешила – добрела до поля, прошлась по жухлой траве, вспоминая, как еще недавно шелестела тут зелень и летали шмели, как недалеко отсюда, на стоге сена, настиг ее опиум первой влюбленности и там же пришло первое разочарование. Как Марек нашел ее, спас от позора…
Они ведь еще недавно счастливы с Мареком были. Когда все переменилось? Она не понимала. Еще ведь недавно он был с ней ласков и нежен. Еще недавно он беспокоился о ней, вытирал ее слезы. А сегодня ей приходится сбегать из дома от него, драгоценного мужа, превратившегося в ненасытного озабоченного монстра. Что делать ей теперь? Как вернуть былого доброго парня, который мухи не обидит? Где-то внутри заскреблось что-то: отдай той, у кого отняла! Но Агнешка тут же отогнала эту глупую мысль – отказаться от Марека она пока еще не готова. Как-нибудь справится, вернет своего доброго мужа. Лишь бы только не сорваться к этому моменту и в приступе отчаяния не пожелать парню смерти – помнила Агнешка предостережения Агафьи и то, чем закончилась обида на Федьку с братьями.
Тем временем дома у нее назревала настоящая буря.
Не сумевший удовлетворить свою естественную потребность Марек метался по спальне: от двери – к окну, от окна – к двери. Иногда он останавливался и прислушивался, не вернулась ли Агнешка, но той и духу не было, а он изнывал, сгорая без своего «источника»; в штанах зудело так, что хоть отрывай…
- Ненавижу! Ненавижу тебя! Ненавижу!