Этот вопрос Струве оставляет открытым, но «противоположное во всяком случае „должно быть доказано“»[217]
. Для России, как страны с огромным населением, говорит Струве, это несомненно не доказано. Россия находится в счастливом положении, — она может обойтись без внешних рынков, в этом смысле (здесь Струве делает заимствование из идейной сокровищницы профессоров Вагнера, Шефле и Шмоллера) Россия так же облагодетельствована судьбой, как и Североамериканские соединенные штаты. «Если пример Северной Америки что-нибудь доказывает, то только одно, а именно, что при известных условиях капиталистическая промышленность может получить очень широкое развитие, опираясь почти исключительно на внутренний рынок»[218]. Это положение иллюстрируется на примере ничтожного индустриального экспорта Соединенных штатов в 1882 году. Как общий тезис Струве выставляет следующее положение: «Чем обширнее территория и многочисленнее население данной страны, тем менее нуждается последняя для своего капиталистического развития во внешних рынках». Исходя из этой точки зрения, он — в противоположность народникам — предсказывает капитализму в России еще более блестящую будущность, чем в других странах. «Прогрессивное развитие земледелия на почве менового хозяйства создаст рынок, опираясь на который будет развиваться русский промышленный капитализм. Рынок этот по мере экономического и общекультурного развития страны и связанного с ним вытеснения натурального хозяйства может неопределенно расти. В этом отношении капитализм в России находится в более благоприятных условиях, чем в других странах»[219]. И Струве рисует детальную и красочную картину открытия новых рынков сбыта в России: в Сибири — благодаря Сибирской железной дороге, в центральной и в передней Азии, в Персии и в Балканских странах. Струве совершенно не заметил, что он в полете своего пророчества о «неопределенно растущем» внутреннем рынке перешел на вполне определенные внешние рынки. Немного лет спустя он и в политическом отношении перешел в лагерь полного надежд русского капитализма, либеральную программу империалистической экспансии которого он обосновал теоретически, еще будучи «марксистом».В аргументации Струве на самом деле говорит большой оптимизм по отношению к способности капиталистического производства к неограниченному развитию. Напротив того, насчет экономического обоснования этого оптимизма дело обстоит довольно слабо. Главной опорой накопления прибавочной стоимости являются у Струве «третьи лица». Что он под этим понимает, он с достаточной ясностью не высказал; его ссылки на английскую профессиональную статистику показывают однако, что он понимал под «третьими лицами» разных частных и государственных служащих, либеральные профессии или, короче, ту знаменитую «grand public», на которую указывали с неопределенным жестом вульгарные экономисты, не имея о ней точного представления. Об этой «grand public» Маркс сказал, что она оказывает экономисту «услугу» при объяснении тех вещей, которых он иначе объяснить не может.
Ясно, что если говорят о потреблении капиталистов и рабочих в категорическом смысле, то при этом понимают не предпринимателей как отдельных людей, а класс капиталистов как целое, вместе со всей его свитой служащих, государственных чиновников, представителей либеральных профессий и т. д. Все эти «третьи лица», которые имеются, конечно, во всяком капиталистическом обществе, с экономической точки зрения являются большей частью соучастниками в деле потребления прибавочной стоимости, поскольку они не пользуются долей из заработной платы рабочих. Эти слои могут извлечь свои покупательные средства или из заработной платы пролетариата, или из прибавочной стоимости, и они делают, поскольку это возможно, и то и другое, но в общем и целом их нужно рассматривать как участников потребления прибавочной стоимости. Их потребление, стало быть, включено уже в потребление класса капиталистов, и если Струве через заднюю дверь выводит их на сцену и представляет их капиталисту как «третьих лиц», которые могут вывести его из затруднения и пособить ему в деле реализации прибавочной стоимости, то тертый барышных дел мастер с первого взгляда узнает в этой «большей публике» стаю своих паразитов, которые вытягивают из его кармана деньги, чтобы потом купить на эти деньги его товары. С «третьими лицами» Струве таким образом ничего не выходит.