Наковальня

Элспет всегда была аккуратной и внимательной. Он вспомнил ее спальню — каждая игрушка на своем месте, с самых малых лет. Они часто вместе делали уроки, и Габриел помнил, как выглядели ее тетради: красивые, опрятные, файл к файлу, все четко и упорядочено.

Но это! Путаница случайных предложений, странных рисунков, цитат й неразборчивых каракулей.

Габриел просматривал каждую страницу, выбирая связные фрагменты.

Дом — это колодец. Каждый мир имеет свой колодец тяготения, но колодец Тора — самый глубокий из всех. Они даже пишут это слово с большой буквы. «Жизнь в Колодце», так называют ее здесь.

Между кругом и квадратом разница невелика. Это вопрос лиц.

Кьяра. Габриелу бы она понравилась. Нет, Габриел возненавидел бы ее. Нет грязи, не в чем играть. И Могучий Мики во все сует свой нос.

Что-то, видно, у меня в глазах.

Иногда я выхожу на смотровую террасу возле Рейнер-парка и гляжу на Наковальню. Она похожа на жирную горячую тарелку. Нет ни горных пиков, ни долин. Странно думать, что никто никогда не прикасался к настоящей поверхности Тора. Любой, кто прикоснулся бы, в мгновение ока был бы расплющен тоньше, чем жук на ветровом стекле. И все же здесь, всего в нескольких метрах над поверхностью, играют дети.

Кто-то украл его. Я украла его. Кто-то украл его. Я украла его…

Ручей Уимбурро — там мой тотем прыгнул в мамин живот. Старик сказал ей, что меня потребовала Ворона. Бабушка была не так уверена. Как она могла говорить, что Старик ошибся? Он же всезнайка. До бабушка Лалуманджи всегда умела видеть. Если бы Ворона была моим тотемом, бабушка увидела бы крылья. А она увидела клешни.

Они закрыли единственную дверь плотнее, чем улыбка тигра. Лаз обещал мне выход. Я слишком большая, чтобы пролезть в замочную скважину.

В Рейнер-парке земля теплая.

Поцелуй Фабианы нежный, сладкий, влажный… Поцелуй Фабианы продажный, продажный, продажный…

Предки шли Тропами Песни и спели жизнь в существование. На Торе нет Певцов, но кто-то, наверно, играл на губной гармошке.

Я хотела воткнуть иглы в кожу, чтобы вызвать боль. Боль поддерживает во мне жизнь. Без нее я не была бы уверена, что все еще живу. Но страх удерживает меня. Мне нужна боль, чтобы заглушить страх, но я страшусь боли.

Умирающие дети всегда рисуют бабочек.

Страница за страницей Габриел искал Элспет, а находил лишь ее осколки. «Что случилось с тобой, Элспет?» подумал он в растерянности.

Он пошевелил правой рукой. Боль немного утихла, но рука все еще была слаба и плохо слушалась. Откинувшись на спинку дивана, землянин мысленно вернулся к тому, что говорила Изадора прошлой ночью. Воспоминания были смутными, как смазанная картинка. Что сказал цурзовец? Голубой ящик?

Повинуясь внезапному предчувствию, Габриел ударил по клавише «ПОИСК» и набрал «голубой ящик». Секунд через шесть прокрутка остановилась на странице, заполненной рисунками. Внизу экрана, слева, мигающий прямоугольник высветил две строчки:

Голубой ящик нашла я во сне,

Распятая хлопалками на гладкой стене.

Бред какой-то. Габриел снова нажал на «ПОИСК», но спустя три секунды на экране появилась надпись:

ОБЪЕКТ НЕ НАЙДЕН

Голубой ящик.