Наковальня льда

— Он всегда был чертовски аккуратен! Почему же он теперь живет в таком хлеву?

— Кара сказала, что он изменился. Возможно, она имела в виду это…

— Очень может быть! — произнес тонкий, высокий голос, хотя они обращались друг к другу еле слышным шепотом. Все как один повернулись к черному проему, ведущему на балкон. То, что они до сих пор принимали за мраморную статую, повернулось им навстречу.

— Прошу прощения, если вы застали здесь небольшой беспорядок. Когда ведешь военную кампанию с невежественными союзниками, нельзя избежать определенных неудобств. Хотя, признаться, я все больше забываю о повседневных мелочах, о нечистотах жизни, о той грязной почве, в которой пока еще приходится взращивать человеческую мысль.

Элоф и Рок, хорошо знавшие мастера-кузнеца, потрясенно застыли. Голос, когда-то звучный и глубокий, истончился до сухого металлического шелеста, тело съежилось и ссохлось под стать ему. Кожа рук была белой и гладкой, как и белая мантия, которую он носил. Пряди волос, некогда вьющихся и черных, как вороново крыло, теперь напоминали тончайшие белые нити и безжизненно свисали вокруг лица. Пока они смотрели, мастер-кузнец снял маску Громовой Птицы с длинным клювом. Его лицо тоже было неестественно белым, борода поредела, превратившись в клочья седого пуха на подбородке. Даже сейчас его можно было принять за лицо статуи, или, вернее, за посмертную маску — такая умиротворенность и безмятежность выражалась в сомкнутых веках и слабой улыбке бескровных губ. Затем глаза открылись, молочно-белые и затуманенные изнутри.

— Он похож на пещерного червя! — пробормотала Илс. — Такой же гладкий, бледный и безглазый. В нем не осталось ни капли красной крови!

Но мастер-кузнец вежливо улыбнулся ей, а затем всем остальным по очереди, словно демонстрируя, что он вовсе не слеп.

— Добро пожаловать, леди Илс, лорд Керин Керморван. Приветствую вас, мои мальчики, Рок и Элоф… который, впрочем, все еще остается Альвом. Как видите, я знаю вас всех. Ваш приход не стал для меня неожиданностью.

Илс гневно покосилась на Элофа.

— Это не Кара! — быстро сказал он. — Она не знала, кто пришел со мной, и тем более не знала ваших имен. Ему донес кто-то другой!

— Не стал неожиданностью, — монотонно повторил мастер-кузнец, словно не слышавший последних слов. — Ты все тот же невинный мальчик, блуждающий в мире, недоступном твоему пониманию. Тобою играют силы, выходящие далеко за пределы твоих ребяческих понятий о добре и зле, о плохом и хорошем. Разве буря не топит корабли? Однако тот же самый ветер может домчать множество других кораблей в безопасную и богатую гавань. Нельзя иметь одно без другого. Попутный ветер на одном краю океана может обернуться гибельным штормом на другом. Мир — единая огромная симфония, ристалище великих сил, о которых даже я имею лишь начальные познания… что же говорить о тебе! Если здесь причинено великое страдание, то лишь с целью избавить жизнь от всех ее животных ужасов, восстановить правление чистого разума, воздвигнуть прекрасный монумент, очищенный от грязи невежества и осененный мощью Великого Льда!

Керморван что-то прорычал и двинулся вперед, но Элоф удержал его.

— Много лет я слышал от тебя подобные речи. Красивые слова, но недостаточно красивые, чтобы оправдать алчность и жажду власти. Как я посмотрю, ради этого ты поступился даже собственной человечностью. Один раз ты поймал меня в ловушку, но второго раза не будет! Даже если бы все сказанное тобою было истиной, я все равно предпочел бы остаться со своими ребяческими предрассудками и с теми, кого я люблю. Я никогда не принесу их в жертву какому-то грядущему добру, благоприятным ветрам, дующим в другом месте. Когда надвигается буря, мы готовимся сразиться с нею!

Бледное лицо мастера-кузнеца страшно исказилось.

— Ты уже пожертвовал своими друзьями. Тому, кто осмеливается противостоять буре, придется столкнуться с ее гневом!

Отступив на шаг, он сунул руку под тяжелые складки мантии и взялся за рукоять меча. Так, по прошествии нескольких лет, самое беспощадное творение рук Элофа восстало против своего создателя.