Наковальня мира

Шлепохлюп задрожал всем телом и стал уменьшаться, пукая частыми взрывами, в то время как лорд Эрменвир и его костюм вернулись в прежнее состояние. Через клюв, неожиданно возникший на месте рта, Шлепохлюп сумел прокрякать контрзаклинание:

— Нет! Я не пускаю никаких газов, у меня нет ни крыльев, ни клюва, я говорю ясно и убедительно, в то время как ты — забившийся в щель, покрытый плесенью комочек грязи, который вскорости выметут прочь!

И подобно воздушному шарику, Шлепохлюп тут же раздулся до первоначальных размеров, а лорд Эрменвир, напротив, начал сжиматься, темнеть и опускаться к щели в полу.

— Нет! — в отчаянии забулькал он. — Я — нормального облика маг, устойчивый к плесени, а вот ты — слепой одноногий кастрированный пес, страдающий чесоткой!

После этого лорд Эрменвир вновь приобрел привычный вид, и плесень, уже начавшая покрывать его лицо, полностью исчезла, а Шлепохлюп рухнул на пол и, схватившись усыхающими руками за пах, поднял свою слепую, заросшую шерстью морду и завыл:

— Нет! Я — мужчина со всеми необходимыми органами, твердо стою на обеих ногах и ясно вижу, что ты — жаба, чьи зубы срослись вместе, лишив тебя дара речи.

— Ага! — возликовал лорд Эйрдвэй, вместе со Смитом уловивший ошибку: у жабы не бывает зубов. — Выбирай выражения!

Лорд Эрменвир с выражением ужаса на лице дернулся, и его зубы с лязгом сомкнулись. Бедняга отчаянно пытался что-то сказать, в то время как его тело морщилось и меняло цвет. Колдовство возымело действие: рот лорда Эрменвира расширился, а зубы вовсе исчезли. Его светлость издал ужасный вопль, в котором с трудом можно было различить отдельные слова:

— Нет! Я не жаба. Я — человек, у меня ровные, безупречно расположенные зубы. Находясь в здравом уме, я заявляю, что ты — гигантская муха, вовсе не имеющая рта!

— Нет, — задыхаясь, выкрикнул Шлепохлюп, когда прозрачные крылья стали пробиваться сквозь ткань его вечернего костюма. — Я… — Он схватился за свое вытягивающееся лицо, чтобы успеть произнести контрзаклинание, прежде чем губы склеятся навсегда. — Я — человек, у меня рот как у всех людей, и пет никаких крыльев, а вот ты — дешевая сальная свечка, твой рот забит оплавленным воском, а язык твой — черный фитиль, скорчившийся в пламени!

— Нет! — взвизгнул лорд Эрменвир, выплевывая огонь. — Я — мужчина, у меня гибкий живой язык, и никакой воск не мешает мне отчетливо произнести, что ты и не человек вовсе, а висячее пугало, одетое в тряпье и набитое бумагой, твое лицо — это размалеванный бурдюк, а рот просто линия, неспособная издавать звуки!

— Гх-х-х-х! — задохнулся Шлепохлюп, когда возникшая из ниоткуда петля обвила его шею. — Нет. Я вовсе не пугало и… — он с трудом разлепил склеивающиеся губы, — я — маг, чьи проклятия быстры и смертоносны, и моему языку хватит проворства, чтобы произнести, что ты… — в его глазах появился устрашающий блеск, — что ты ничтожный, малодушный малявка-полукровка, выскочка, психопат, который целиком и полностью заслуживает, чтобы неотвратимый удар колдовской молнии испепелил его прямо на месте!

— Ого! — испугался Смит, да и лорд Эйрдвэй растерялся, пытаясь осмыслить затейливые проклятия, а между тем лорд Эрменвир, выпучив глаза, в ужасе смотрел, как потрескивающее, раскаленное добела кольцо стягивается вокруг его головы. Бедняга выкрикнул первое, что пришло ему в голову:

— Сам такой!

С последним звуком контрзаклинания колдовская молния, достигшая наивысшей степени концентрации, испустила жадный огненный язык и поразила Шлепохлюпа в самую середину жилета. Маг успел лишь бросить на противника гневный взгляд, после чего послышалось шипение, из носа Шлепохлюпа обильно потекли сопли, и трескучее яркое пламя ровно на три секунды охватило его, а потом с громким хлопком исчезло.

Шлепохлюп грохнулся навзничь, от его подпаленных усов струился дымок. Мага подкосило мощнейшее из контрзаклинаний, против которого нет никакого средства. Принцип его действия столь прост, что даже крошечные дети инстинктивно усваивают его, а деморализующий эффект столь сокрушителен, что даже зрелые мужчины впадают в полнейшее саморазрушение, яркой иллюстрацией чего и служил сейчас Шлепохлюп. Как ни странно, его наряд практически не пострадал.

— Последний ход был нечестным, — заявил лорд Эйрдвэй. — Разве нет? Вы, кажется, договаривались: никаких огненных заклинаний.

Лорд Эрменвир в ярости развернулся к нему:

— Это он сжульничал, ты, дурья башка! Но если бы он меня убил, это было бы уже совершенно неважно!

— Наоборот, — здраво рассудил лорд Эйрдвэй. — Тогда Смит, как твой секундант, получил бы право оспорить победу Шлепохлюпа перед Черным Советом.

— Да уж, вот бы я обрадовался, так обрадовался! — Лорд Эрменвир задрожал всем телом и покачнулся.

Подобно горной лавине, телохранители тут же метнулись к нему и поддержали, не позволив упасть. Режь осторожно усадил лорда в кресло.

— Хозяин устал, — заботливо пророкотал он. — Хозяин выдохся. Сейчас для подкрепления сил нашему господину лучше всего откушать печени врага, вырванной еще теплой из жалкого поверженного тела. Прикажете достать его печень, мой господин?