Наковальня неизбежности

- 21-я танковая дивизия. Большую часть войны они провели во Франции, как оккупационная часть. Во время боевых действиях задействовались в основном для штурмов и контратак, против партизан не использовались. Ничего особенного на них я не нашёл. Предлагаю начать с танкового полка, потом с артиллерийского. Если на этом пять тысяч ещё не наберётся, включаем два полка мотопехоты. Это старое подразделение, входило в Вермахт и получало меньше пополнений, чем большинство.

Роммель обратил внимание, что части, которые получали много новобранцев, полны фанатиков с промытыми в Гитлерюгенде мозгами. Натворили они достаточно, чтобы можно было через одного потрошить заживо.

Рокоссовский кивнул и о чём-то переговорил с одной из оставшихся в кабинете женщин. Та остро смотрела на фельдмаршала.

- Теперь я понимаю, почему вы нас ненавидите.

Русский военачальник глянул на него.

- Вы имеете в виду немцев? И почему мы вас ненавидим?

- Я увидел, что мы сделали. Мне хватило того, что есть в наших собственных рапортах и докладах. Нам нет прощения, и я на него не рассчитываю.

- Немцы, немцы... Война - не игра. Это невообразимый ужас в чистом виде. Возможно, мы это забыли, но генерал ЛеМэй нам напомнил. Хотя ненавидим мы вас не из-за войны. Хотите узнать, за что?

Роммель кивнул.

- Вы были так богаты и так обеспечены. У нас не было практически ничего. Бойцы стрелковых дивизий, фронтовики, пришли в армию из колхозов. И даже это "ничего" стало для них улучшением. А вы явились в нашу страну и отняли то малое, что имелось. Что не смогли отнять - уничтожили. Два голодных крестьянина, подравшихся из-за пшеничного клина на поле, могут бороться безо всякой жалости. Кусаться, ставить друг другу фингалы под глазами, драться с отчаянием, но без ненависти. А когда богатый капиталист отнимает у бедняка корку хлеба, откусывает, выбрасывая остальное в грязь... тогда сердце заполняет самая чёрная ненависть, какую только можно вообразить.

На мгновение из глаз Рокоссовского исчезла приветливость и Роммель увидел в них то же пламя ненависти.

- Многие в России против того, чтобы отпускать немецких солдат. Считают, что всех вас надо приставить к рабскому труду, сделать, как они говорят, "мулами Жукова". Заставить до смерти отрабатывать нанесённый ущерб. Президент с этим не согласен. И было бы весьма мудро сделать так, чтобы он не передумал. Спасибо, Катя.

Девушка принесла стопку папок. Рокоссовский взял ту, на которой была надпись "21-я танковая дивизия" и начал бесшумно листать. Тишина в деревянном доме подавляла. Маршал читал, Роммель обдумывал услышанное, а женщина в форме смотрела на немца так, будто надеялась убить его яростью взгляда.

- Это приемлемо. Как раньше договорились, пять тысяч рядовых и унтер-офицеров будут освобождены и направлены в Швецию. Исключение составляют люди из вот этого списка. По мере расформирования их подразделений техника передаётся нам, а деятельность старших унтер-офицеров и офицеров будет расследовано. Я не могу и не хотел бы говорить за НКВД, но думаю, большинству из них бояться нечего. Теперь о чёрном. Есть часть, которая интересует нас больше прочих. Бригада "Дирлевангер"[37]. Их послужной список таков, что сам сатана готов скорбеть над их жертвами.

Роммель кивнул. Он видел документы бригады и догадывался, что она окажется в первых рядах списка.

- Забирайте, конечно. Правда, кто-нибудь из них на момент передачи может быть мёртв. Вы не будете возражать?

- Как говорят американцы, "Разыскивается живым или мёртвым". Лишь бы доставили. Но если кого-то на самом деле пристрелите, то хотя бы тело отдайте. Для сверки со списками.

- Маршал, я просто обязан это сказать... Мы, Вермахт, полагали, что наши руки остались относительно чистыми. Насколько это возможно на войне. Всё зло списывалось на СС и такие части как "Дирлевангер". Я больше не могу заниматься самообманом. Наши руки точно так же заляпаны кровью, просто мы отрицали очевидное. Окончательная ответственность за деятельность армейской группы "Висла" лежит на мне. Я полностью принимаю её и готов отвечать по полной. Более того, я на этом настаиваю.

- Ответите. Но... я вышел из польской католической семьи и скажу, что признание вины - первый шаг к искуплению. А вины на этой войне хватило на всех.

Роммель расслабился. Это правда. Признание действительно облегчало душу. Он чувствовал, как постепенно спадает тяжкий груз.

- Можно попросить о личном? Моя семья жила в Мангейме. Если кто-то выжил, получится отыскать их через Красный Крест?

- Я узнаю, Эрвин. Но советую оставить надежду. Американцы умеют разрушать, и делают это умело и эффективно. Для них уничтожение это просто работа, которую надо выполнить как можно лучше и быстрее. Если я не ошибаюсь, Мангейм находился в центре Рурского промышленного района. Скорее всего там вообще ничего не осталось.

Северное море неподалёку от Роттердама, ПЛ "Зена"