Наковальня звезд

Мартин резко вскочил, оттолкнулся от стены, затем от трубопровода, снова от стены, потом, переведя дыхание, он вызвал лестничное поле и направился ко второму дому-шару, где жил Вильям.

— Почему тебя не было на собрании? — Мартин старался говорить спокойно. Вильям Оперение Стрелы повернулся к нему и вылез из гамака.

— Я не хотел усугублять напряжённость.

— Вообще-то, ты, как и любой другой, обязан присутствовать на собрании, когда обсуждается Работа. К тому же, ты не голосовал.

Вильям улыбнулся и пожал плечами.

— Думаю, никто не пострадал от этого. Я получил информацию и могу сделать собственные выводы, — его привычной экспрессивности пока почти не ощущалось. — А ты, Мартин, свои сделал?

— Мы собираемся исследовать…

— Я не об этом, — прервал его Вильям. — То, что вы там решили, было заранее предопределено. Я говорю о другом. Ты решил, кто ты есть? Что же ты, в конце концов, хочешь?

— Не понимаю, о чём ты, — Мартин и вправду был озадачен.

— Это важно для тебя. Это важно для Терезы.

— Я думал, у тебя нет возражений.

— Да, я сказал, что не возражаю. Но потом мы с тобой снова занимались сексом — это было в первый раз после того, как ты переспал с Терезой. И я увидел, что почти ничего не изменилось.

Мартин сидел в противоположном углу комнаты с таким угрюмым видом, будто его заставляли принимать горькие лекарства.

— Всё равно, я не понял, чего ты хочешь от меня.

— Это потому, что твои мысли не со мной.

— Ты мне всегда нравился.

— Мартин, сколько у тебя было любовников?

Мартин посмотрел в сторону:

— Я не гомосексуалист, — сказал он.

— Ну конечно же. Ты не робкий мальчик, Мартин, ты просто немножко испугался… обидеть кого-нибудь… да ещё своих собственных страданий.

— О как ты мудр… — начал было Мартин.

— Слушай, замнём это, — раздражённо прервал его Вильям. — Ты изображаешь меня, как какого-то проповедника, нечто вроде святого Франциска. Я вовсе не такой. Я — обычный гомосексуалист. Как и большинство из нас. Вот ты… и Тереза… Вы — нет, вы — другие.

— О, и она имела, и её имели.

— Наверное… Но это ни о чём не говорит. Это не важно.

— У неё было любовников больше, чем у меня.

— Меня не интересует, сколько любовников было у Терезы. Меня интересует, сколько их было у тебя, — никогда раньше Вильям не спрашивал его об этом. Такие вещи редко становились предметом их обсуждения. В группе людей, столь тесно общающихся, все и так становилось общим достоянием.

— Это не важно.

— Некоторые говорят, что ты не слишком хорош, чтобы быть Пэном. У тебя мало связей, а для того, чтобы понять человека, нужно непременно переспать с ним. То есть, следи за логикой — тебе, как Пэну, следует переспать со всеми нами.

Мартин нахмурился:

— Никто до сих пор не говорил мне об этом.

— Они и не скажут, потому что они сплетники и трусы — все, без исключения, на корабле.

— Разве я чем-то отличаюсь от них?

— Ты постоянно стараешься не делать ошибок.

— О, боже, Вильям, о чём ты говоришь?

Вильям вытянул жилистые, отливающие бронзой, руки и ноги. Мартин отметил игру мускулов, пульсацию кожи на сильных руках, красоту и блеск бедра, но не почувствовал никакого физического влечения — он ощутил только гордость и восхищение гибкостью и силой друга.

— Я уже давно гомосексуал, — продолжал тем временем Вильям. — На корабле нас таких не так уж и много — всего восемь юношей и семь девушек. А ты со своей бисексуальностью можешь трахать кого угодно — народу предостаточно. Но я кое-что знаю о тебе, Мартин. На самом деле, ты гораздо более страстный, чем я. Я пробовал спать с девушками. Мне понравилось, но не более того. Поэтому теперь я сплю только с юношами. У меня их было двенадцать, а у тебя, я догадываюсь, пять или шесть. Так чего же ты боишься?

Мартин резко оттолкнулся от угла каюты.

— Я знаю, тебе противна идея подобного разделения, — Вильяма не остановил гневный порыв друга. — Ты не любишь принимать людей такими, какие они есть на самом деле. Но почему, Мартин?

Лицо Мартина выдавало его напряжённое состояние.

— Ты сегодня что-то не в духе, — заметил он мрачно, ставя на своё место одну из стен, которая после его толчка отъехала куда-то за спину Вильяму.

Вильям рассмеялся:

— Я?

— Ты раньше никогда не был таким жестоким, — Мартин остановился в дверях.

Лицо Вильяма исказилось:

— Я не жестокий, — сказал он печально. — Я просто знаю, что будет дальше. И меня раздражает, что ты не хочешь этого знать. И все потому, что это касается тебя… и Терезы. Но всё равно, ты — лучший из нас, — голос Вильяма потеплел. Так было всегда, когда он хвалил Мартина. — По крайней мере, так думаю я. Не зря тебя выбрали Пэном.

— Ты будешь следующим, — сказал Мартин, избегая взгляда Вильяма.

— Нет, не буду, — тихо возразил тот. — Возможно, следующим будет Ганс… Он хочет этого. Не буду скрывать, я представлял себя Пэном. Единственное, что могу сказать по этому поводу: уверен, при моём правлении многие юноши разнообразили бы свои сексуальные вкусы… — Он усмехнулся. — Нет, я никогда не стану старшим. Я солдат, а не генерал. Генерал — это ты, хотя и не веришь в это.

Мартин покачал головой:

— Я никогда не рвался к власти.