По всей видимости, он слушал, но до Габриела не долетало ни звука. Фон явно был направленного действия. Офицер медленно поднял глаза на Габриела, уголки его рта растянулись в улыбку. От злорадства этой улыбки бросало в дрожь.
— Ладно, думаю, это просто передвинулось в опасный список.
Землянин мгновенно понял, что Лилово «это» означает его, Габриела.
— Похоже, у вас был беспокойный вечер, мистер Кайли, — довольно сказал Лил. — Звонила наша лаборатория. Мы только что провели обычный анализ вашего пальто и ножа, и угадайте, что мы нашли?
Габриел понял и разозлился на себя. Какое извращение заставило его сохранить пальто вместо того, чтобы сжечь его, как хотела Изадора?
— А ваши ботинки рассказали нам, что вы были в промышленном пластиновом районе в Коричневом секторе, — продолжал Лил. — Йоскольку Луиза Дод умерла не от ножевого ранения, я сомневаюсь, что эта кровь совпадет с ее кровью. Есть даже вероятность, что этому найдутся естественные причины, и я был бы им только рад. Однако мне интересно узнать, что мы обнаружим в пластиновом секторе?
— На меня напали, — пробормотал Габриел.
— Прошу прощения?
— На меня
— Вы можете это доказать?
— Нет, черт побери, я не могу доказать… — Габриел внезапно умолк. Он вспомнил имя: Дана Сотак, «Кьярские Предприятия 99». Человек, которого он подстрелил. Если полиция нашла его… Эта мысль тут же улетучилась, когда Габриел сообразил, что единственным препятствием, стоящим между ним и мозговым зондированием, весьма вероятно, является именно то обстоятельство, что они не могут связать кровь на его пальто ни с каким индивидуумом, живым или мертвым.
Пелем Лил внимательно разглядывал его.
— Осенила идея, мистер Кайли?
Габриел резко мотнул головой. Надо что-то придумать. Нельзя отдавать им единственное преимущество!
— Знаете, за исключением физического насилия и мозгового зондирования, принуждение не кодифицировано.
Землянин вздрогнул. Что-то неуловимо изменилось в тоне Лила. Как будто кошке надоела игра и она решила нанести смертельный удар.
Не кодифицировано. Значит, они могут использовать любые методы, кроме пыток, чтобы вырвать из подозреваемого то, что им нужно. Но если у него нет того, что им нужно? Или заявление Лила — просто очередная ложь?
— Где это, мистер Кайли? — Голосе офицера прозвучал резче колючей проволоки. — Где это? — повторил Лил.
Всего несколько часов назад кто-то задавал Габриелу тот же самый вопрос.
— Где — что?
— То, что украдено.
Сам не зная почему, Габриел спросил:
— Голубой ящик?
— А! — Лил уперся пальцами в крышку стола. — Да, голубой ящик.
Габриел засомневался. Стоит ли водить капитана за нос? Ведь отсюда все равно не сбежишь. Более того, солгать — значит признать победу Лила. Нет, такого подарка Организация от него не дождется.
— Я не знаю, что такое этот голубой ящик, — медленно сказал Габриел. — Для меня это просто два слова. И так оно и останется, пока я сижу здесь с вами.
Воцарилось долгое молчание. Пелем Лил изучал землянина. Он вгляделся в Габриела, и в ответ на него глянула сама смерть узника.
Офицер медленно встал. Его тонкие губы ненадолго поджались. Затем он как-то странно кивнул и вышел из камеры.
Габриела охватило ощущение спокойствия. Это была та минута, когда крыса смотрит в глаза динго и знает, что жизнь ей уже не подвластна и может быть лишь дарованным чудом.
Габриел дал злости успокоиться. Полицейский робот все так же бесстрастно стоял у стены, и только отражение землянина двигалось в его полированном лице.
— Ты — их глаза и уши? — прошептал ему Габриел. Робот не ответил.
Когда Кайнан Крисмас вбежал в приемную ЦУРЗ, Изадора была уже на грани отчаяния и едва сдержалась, чтобы не завопить на него.
— Где тебя носит, черт побери? Я звонила два часа назад! Кайнан моргнул, немного ошарашенный.
— Я… у меня еще были кое-какие дела. — По его блестящим от «Радостной страны» глазам Изадора поняла, что это были за «дела».
Она знала Кайнан а около двух лет — с тех пор, как они оказались в одной городской кутузке после марша протеста «Руки прочь от Куерина», который пошел вразнос. По традиции общественный протест в Кьяре проходит в виде электронных петиций по компьютерной сети, но Законы о неприкосновенности частной жизни настолько ограничили доступность и подвижность внутри Сети, что протестанты решили позаимствовать более древний метод общественного сборища с плакатами и скандируемыми лозунгами.
Кайнан не участвовал в марше. Его посадили за хулиганство в суде во время слушания дела о мелком иске, где он представлял истца. Причиной возмутительного поведения был вовсе не склочный характер, а остаточное действие ЛСД. Но поскольку это было первое дело Кайнана как полноправного адвоката, только что окончившего университет, ему простили этот молодой избыток чувств, чтобы не пятнать навсегда его послужной список.