Наледь

Яромиру ничего другого не оставалось, как выйти вон.

Площадь имени загадочного деятеля Канцурова являла тот еще видок. Нет, не подумайте дурного, все было чинно и благопристойно, порядок услаждал бы и предвзятый взор. Каменные древние урны, равно и плевательницы, отнюдь не извергали наружу бумажный и табачный мусор, наоборот, вообще не содержали в себе даже намека на отходы, Яромир специально заглянул. Стало быть, дворники в городишке трудились старательные.

Асфальтовое покрытие, хоть и в изрядных трещинах, проросших кое-где вездесущим сорняком, казалось в своей чистоте словно выстиранным недавно и выставленным теперь для просушки. Бордюр, отделявший площадь от пешеходного тротуара, тоже не имел изъянов или отсутствующих частей. Худо было другое. В свое время Яромир немало поколесил по разнообразным городам и весям как страны родной, так и прилегающих к ней сопредельных постсоветских территорий, в частности украинских и белорусских. На окраинные поселения, в качестве районных центров, имевших городской статус, он насмотрелся предовольно. Но вот такого нигде не видал. Хоть комиксы рисуй и думай при этом, что хочешь.

Перво-наперво, изумительным фактом выглядело категорическое отсутствие в центре площади даже намека на традиционный скульптурный памятник, или, уж коли снесен, на остатки его пребывания в виде монолитного постамента. Не было ни прохлаждающегося в вальяжной позе Великого Вождя Революции, ни его чудом выживших соратников, ни пришедших следом и сделавшихся сильнее учителя. Нейтральный покойник Маркс, как и его диалектико-материалистический компаньон Энгельс, в свою очередь, не заполняли внушительными фигурами идеологической пустоты. Впрочем, изображение пресловутого деятеля Канцурова Яромир тоже нигде не обнаружил, а хотелось бы посмотреть, кто таков. Зато кое-что на площади имелось, и нельзя сказать, чтобы это кое-что не поражало взгляд.

Во главе всего площадного архитектурного ансамбля возвышалось двухэтажное строение строгих классических очертаний, с дорическим ордером, с фронтоном, украшенным скульптурами на мифологический сюжет: Яромир заметил и фризы с вычурными барельефами, тут же парочка симметричных, неуклюже вытесанных львов устроилась по обе стороны парадного входа. Штукатурка цвета морской волны радовала глаз. Вот только… Здание это, согласно традициям стиля в целом, предполагало для равновесия два крыла, левое и правое, однако ничего подобного так и не было выстроено и, кажется, даже не запланировано изначально. Отчего особняк приобретал явный оттенок гротескной недоделанности, отягощенной глумливым вызовом окружающему пространству. И все же главная нелепость заключалась отнюдь не в нем. Прямо на стройных колоннах гордого фасада висели подряд несколько уведомительных громоздких транспарантов, державшихся бог весть на чем. Не гвоздями же их приколачивали, в самом деле? Общим числом их было три. Первый и наиболее крупный из них гласил: «Муниципалитет. Городской и прилежащих территорий». Второй, поменьше, сообщал: «Выборная палата. Верхнее и нижнее отделения». Третий, самый скромный размером, однако, что называется «вырви глаз» из-за ядрено-помидорного цвета, уведомлял: «Кирпичный завод. Управление по кадрам».

Перед многофункционально-общественным творением неизвестного зодчего, немного наискосок, где в старину, видимо, предполагался каретный подъезд, нагло красовалась самая настоящая деревенская завалинка, и сразу за ней — плетень, с горшками, лаптями и ослепительно белыми онучами, развешанными колоритно по дрекольям.

На завалинке сидел всамделишний мужик, в подпоясанном синим кушаком армяке или тулупе, Яромир не имел точного понятия, подобное одеяние вспомнилось ему по гравюрным иллюстрациям к описанию старомосковского быта за авторством профессора Забелина. Голову мужика украшал развязанный мерлушковый треух, живо вызвавший в воображении комичные ассоциации с мультипликационным героем фильма «Падал прошлогодний снег». Хотя здешний мужик выглядел посолиднее… Впрочем, и не вполне мужик. Борода, конечно, была. Только вовсе не старообрядчески окладистая и вольно пышная, а совсем наоборот. Аккуратная такая бороденка, разве в дорогих салонах мастера изобретают пижонам, фасонная, или, как говаривали в дореволюционные времена, — «стрикулистская». На сочном, выдающемся носу псевдомужика красовалось натуральнейшее пенсне, возможно, что и в золотой оправе, костюмеры «Мосфильма» бы позавидовали. Мужик щелкал лениво семечки, собирая лушпеюшки в изящную, чистую ладошку, иногда вздыхал и щурился на облака, не изыдет ли дождь и не покажется ли красно солнышко?

Яромир решил воспользоваться удобным случаем, подошел. Вокруг все равно не наблюдалось ни единой другой человеческой души, а куда лучше было сперва расспросить праздного аборигена, прежде чем вступать в недра подозрительно тревожного и, на первый взгляд, мало дружелюбного особняка.

— Здравствуйте. Извините, что вторгаюсь в вашу приватность… — начал было вступление Яромир, но сразу же его не вполне воспитанно перебили: