Налегке

Признаюсь, эта речь со страшной и отнюдь недвусмысленной угрозой убить меня в случае моего отказа подписать данный документ внушила мне ужас, тем более что я видел, что он взвинчивает себя и вот-вот придет в настоящее неистовство; поняв инстинктом, что всякий ответ, кроме видимого согласия удовлетворить его требованиям, оказал бы действие, подобное действию масла на огонь, я отвечал:

— Что ж, если так уж необходимо, чтобы я подписал… — Тут я выдержал небольшую паузу. — Впрочем, мистер Уинтерс, я вижу, вы слишком возбуждены. Кроме того, вы во власти недоразумения. Вам следует не взвинчивать себя, а, напротив, попробовать успокоиться. Я готов доказать вам, если только вы укажете мне, какую именно статью имеете вы в виду, что то, что вы называете «обвинениями», ни один человек, способный рассуждать хладнокровно и логично, за таковые не посчитал бы. Покажите мне эти обвинения, и я во всяком случае попытаюсь разубедить вас; и если окажется, что в самом деле никаких обвинений предъявлено не было, тем самым отпадет и необходимость в опровержении их, и никто не стал бы советовать вам требовать от меня такового. Я хотел бы удержать вас от совершения столь серьезной ошибки, ибо всякий человек, как бы честен он ни был, может ошибаться. Кроме того, вы утверждаете, будто я являюсь автором статьи, которую, кстати сказать, даже не назвали мне. Не слишком ли это с вашей стороны поспешный вывод?

В ответ он указал мне отчеркнутые места в статье, помещенной в «Трибуне» под заглавием «Что же происходит в „Осе?“, говоря: „Вот что я имел в виду“.

Я взял в руки газету, с тем чтобы выиграть время, обдумать свое положение и выработать дальнейшую линию действия; он между тем молчал, и я надеялся, что он понемногу остынет.

— Я так и думал! — произнес я наконец. — Я не признаю себя автором данной статьи, и вы не вправе решать столь серьезные вопросы без всяких на то оснований и тем более предпринимать столь серьезные по своим последствиям действия. Как бы вам не пришлось о них пожалеть! В опубликованном мною «Обращении к народу» я оповестил весь мир, что без согласия автора его имя оглашаться не будет. Поэтому, как честный человек, я не могу сообщить вам, кто написал эту статью, и вы не должны на этом настаивать.

— Если вы не являетесь автором статьи, то я требую, чтобы вы назвали его!

— Я не могу согласиться с вашим требованием.

— Тогда, клянусь таким-то, я буду действовать так, как будто вы и есть автор.

— Оставив этот аспект проблемы в стороне, я должен обратить ваше внимание на еще более существенное недоразумение, в плену которого вы находитесь, воспринимая отчеркнутые здесь места как «обвинения», в то время как, если взять их в контексте, то есть прочитать статью с начала и до конца, они таковыми, конечно, не являются. Вот, например, вступительное предложение: «Подобное расследование (упомянутое выше), по нашему мнению, может быть привело бы к тому, что обнаружились бы нижеследующие явления». Тут следуют одиннадцать пунктов, после которых говорится, что предлагаемое расследование могло бы «очистить от подозрений тех, кого до сих пор считали виновными». Итак, из контекста явствует, что упомянутые пункты никоим образом нельзя воспринимать как обвинения, — факт, ускользнувший от вашего внимания.

Все время, что я занимался разъяснениями, мистер Уинтерс порывался меня перебивать, и я видел, что он вовсе не расположен беспристрастно вдуматься в существо высказываемых мною мыслей. Он продолжал настаивать на том, что в статье были выдвинуты именно обвинения и что он — такой-то его возьми! — заставит меня от них отказаться; тут он обратился к Филипу Линчу; я, впрочем, тоже пытался к нему апеллировать как к литератору, человеку, способному логически мыслить, и издателю, предлагая его вниманию прежде всего только что приведенную мной вступительную фразу.

Он сказал:

— Если это и не прямое обвинение, то во всяком случае инсинуация.

После чего мистер Уинтерс стал снова настаивать на том, чтобы я написал опровержение; впрочем, он соглашался снять это требование, в случае, если я назову автора, раз я сам отказываюсь от авторства, причем на этот раз он уже потрясал кулаком под самым моим носом, произнося всевозможные эпитеты и проклятия.

Когда он начал грозить мне кулаком, я инстинктивно привстал с места, но Уинтерс силой удержал меня в сидячем положении — и так всякий раз (по крайней мере семь или восемь), когда мне угрожала непосредственная опасность получить кровоподтек от его кулака (а как знать, может нечто и похуже кровоподтека — после первого оглушительного удара?). Надо сказать, что в таком положении, то есть стоя надо мной, сидячим, он мог обрушивать свои удары с легкостью и полной безопасностью для себя.