Наличники

Аня вспыхнула, решив, что это скрытая издевка над ее безыскусным нарядом прямо из прошлого века: светлый трикотажный джемпер, юбка-карандаш до колен и полное отсутствие макияжа. Она уже и забыла, когда в последний раз красилась – наверно, еще во время жизни в Городе. Да вот только перед кем в Джукетау красоваться?

Чтобы скрыть покрасневшие щеки, Аня опустила глаза и снова занялась альбомом. Пошли групповые фотографии: парни и девушки на скамейке у чьего-то дома, все смеются и неловко позируют на камеру. Рядом с Фирузой Аня наконец заметила знакомое лицо. Фото было достаточно мелкое, но разлет бровей, не тронутых ни разу в жизни пинцетом (вот еще, терпеть такую боль!), и выразительный взгляд чуть исподлобья она узнала сразу. Подпись под фото перечисляла имена изображенных на нем, и среди всех бросилось в глаза с нажимом вычеркнутое «Ульяна».

– Бабушка… – расплываясь в улыбке, проговорила Аня и погладила фотокарточку.

Руслан протянул руку к альбому, и она повернула его так, чтобы было виднее, и указала пальцем.

– А вы похожи, – заметил он. Аня кивнула.

– Все так говорят. У нас глаза одинаковые, даже по цвету.

– Ваша бабушка уже умерла, да? Иначе б вы не искали о ней информацию у чужих людей.

– Три года уже прошло. Бабушка молодая еще была, всего семьдесят шесть.

– Болела?

Он спрашивал с искренним интересом, так что Аня оживилась и охотнее заговорила.

– У нас в семье всегда кому-то одному передаются болезни сердца – наследственность. Вот бабушке и достался врожденный порок сердца. Но она все равно смогла родить троих детей и всю жизнь отработать на часовом заводе сборщицей.

– Том самом, знаменитом, который уже давно обанкротился?

Аня кивнула и продолжила:

– А тут сначала моя мама умерла, потом дед долго болел. Вот бабушка и сдала быстро. Похоронили его, а через год и она за ним ушла.

Чужому человеку, с кем она видится, возможно, первый и последний раз в жизни, рассказывать о семье было легко, без привычной скованности и тревоги за то, что́ про нее могут подумать. Болезненная мнительность мешала жить Ане – она и сама это прекрасно понимала, но идти снова к психологу и всерьез браться за работу она не хотела просто потому, что боялась погрузиться во что-то более глубокое и страшное.

Осознав, что надолго замолчала, Аня натянуто улыбнулась и продолжила:

– При жизни бабушка мало рассказывала о своей молодости, так что мне очень интересно узнать, какой она тогда была.

– Боюсь, я мало чем смогу вам помочь. Моя бабушка проводила больше времени за наставлениями, как жить по шариату, чем за рассказами о себе.

Аня напряглась, видя, как ему сложно сдерживать эмоции при воспоминаниях о бабушке. Глаза его подозрительно заблестели, но она могла только позавидовать самообладанию – через минуту Руслан уже снова чуть улыбался.

– Вы тоже жили здесь? – поинтересовалась Аня, листая альбом дальше.

– Я оказался здесь после гибели родителей в аварии. Похоже, что у нас с вами много общего.

Она покачала головой.

– Я жила в Джукетау только до пятнадцати лет, потом уехала учиться в Город.

– Я не об этом.

Аня не стала ничего отвечать, потому что увидела следующую фотокарточку. Но тут как раз принесли ее ризотто, так что пришлось отложить альбом.

– Смотрите-ка, тут снова ваша бабушка, – заметил Руслан, указывая на фото. Аня кивнула, разглядывая троих молодых людей, запечатленных на ней. Фируза, Ульяна – и стоящий рядом с ними юноша, очень симпатичный, вихрастый и широко улыбающийся. Карточка была подписана «Фируза, Ульяна и Тахир, 1957 год». Имя Ульяна снова зачеркнули.

– Ей тут восемнадцать, – прокомментировала Аня.

– Моей бабушке тоже. А этот молодой человек – Тахир – был ее безответной любовью.

– Значит, она все-таки что-то вам рассказывала?

– Это ей дедушка припоминал в ссоре, я всего лишь услышал. Кажется, из-за него они с Ульяной и перестали дружить. Видимо, она его увела у бабушки.

– А я слышала, что это Фируза отбила парня.

Неловкость между ними можно было резать ножом. Аня от стыда готова была провалиться прямо через подвал этого дореволюционного здания ко всем чертям, что ляпнула такое про человека, который только что умер. А по виду Руслана сложно было сказать, что он думал про нее сейчас. Но явно ничего хорошего.

– Простите, я не хотела так отзываться о вашей бабушке, – опустив глаза на остывающее ризотто, выпалила Аня. Руслан же снова скрылся за чашкой чая.

– Проехали, – сказал он и добавил: – Можете сфотографировать, если хотите. Или сделаете копии?

– Да, мне бы пригодилось.

– Тоже собираете семейное древо?

– Только начала, надо разобрать бабушкин архив, а мне всё не до того, – снова ложь на ходу, но эта идея ее правда заинтересовала.

– Хорошо, тогда я закажу копии и напишу вам, когда будут готовы.

– Спасибо! Пара фотографий лучше, чем совсем ничего, – улыбнулась Аня и, отставив в сторону недоеденный ужин, налила себе чая.

– Это вам кажется, что от них мало толку. По фотографиям можно понять, в какое время жил человек, что ему нравилось, кто его окружал. По именам найти этих людей и расспросить про того, чью жизнь изучаете. Это я как историк говорю.