Налим

Трудно описать ощущение, когда темной осенней ночью едешь в лодке: кругом мертвая тишина, изредка нарушаемая лаем собак и кряканьем уток; ярко горит смолье, освешая путь; на одну минуту мелькнут все мельчайшие подробности разнохарактерного дна озера, малейшие его углубления, каждая ничтожная травинка – и немедленно сменяются новыми: здесь, точно подводное чудовише, лежит огромная коряга, растопырив свои ослизлые и обросшие ветви; здесь желтеет песок, тут чернеет глубокая «няша», там опять зеленеет водяной мох, виднеются длинные стебли лопуха и его огромные ползучие корни; вот и целая чаша остролистной горошницы, пожелтевшей от осенних морозов. Всюду неподвижно стоят мелкие окуньки, пестрея полосатыми спинками, мелькают неугомонная плотва и бойкие ельиы; тоненькими сучочками лежат на дне мелкие щурята; медленно, словно нехотя, плывет широкий желтый линь. Тихо и бесшумно двигается лодка; ни единая капелька не скатывается с весла, не вынимаемого из воды: то осторожно подворачивается оно к корме, то снова выносится вперед вразрез воды, почти касаясь краев лодки. Неподвижно, черной тенью рисуясь на огненном кругу, стоит рыбак посередине лодки, ближе к лучу, и держит наготове острогу. Проворно, но без малейшего шума опускает он ее в воду, вдруг с силой нажимает и вытаскивает пойманную рыбу, ударом другой руки снимает ее с остроги, ловко подкидывает на жаровню свежего смолья и подправляет его зубцами. Трешит огонь, искры и обгоревшие головешки с треском и шипением падают в воду, и снова вспыхивает еше более яркое пламя. Вот и еще новая добыча, другая, третья – чем дальше, тем больше, но чаще становятся и промахи: нередко рыба убегает в то самое мгновение, когда острога готовится пронзить ее. Самое главное в этой ловле угадать расстояние, на котором медленное движение остроги должно мгновенно перейти в быстрый удар; притом всегда следует бить рыбу не вертикально, а несколько наискось и сначала опускать острогу как бы мимо рыбы, а расстоянии 35 см или менее осторожно переносить ее на цель, т. е. спину рыбы, впереди спинного плавника.

Главный недостаток ловли острогой состоит в том, что довольно много рыбы срывается и уходит с более или менее тяжелыми ранами, почему пропадает без всякой пользы. По этой причине в Западной Европе ловля с лучом и острогой в большинстве случаев запрещена и употребляется сравнительно редко. В последнее время, впрочем, в Англии изобретены особые пружинные остроги (стоктоновские), с которых рыбе почти невозможно сорваться. Рыба ударяется распоркою-насторожкою, которая распирает два стержня с зубьями на концах и сбивается даже от легкого удара, а обе зубчатые половины снаряда, т. е. оба настроженных стержня, с силою вонзаются в бока рыбы под действием пружины. Электрическая острога по своей сложности вряд ли может иметь практическое значение.

Ловля острогой имеет любителей и среди спортсменов и производится ими с большими удобствами и комфортом. Вместо смолья ими употребляются смоляные факелы, нефть или же особые лампы.

Л. П. Сабанеев, «Рыбы России. Жизнь и ловля наших пресноводных рыб»

Любопытно, правда? Леонид Павлович Сабанеев к хищническим методам ловли относился резко отрицательно, и на страницах своего монументального двухтомного труда никогда этого не скрывал, так прямо и писал: неплохо бы запретить ту или иную ловлю, слишком вредна для рыбьего поголовья… И уж никак бы не стал Сабанеев оставлять столь поэтическое описание браконьерства, и утверждать про варварский метод лова: «для рыбака-охотника охота с лучом и острогой, бесспорно, занимает первое место!»

Однако в наши дни все изменилось разительно: человек с острогой – браконьер. Всегда. Везде. Почти без исключений: если на сети и бредень, на перемет с большим количеством крючков или на мережу можно взять разрешение (лицензию) и ловить без конфликтов с законом, то бумажку с печатью, разрешаюшую охоту с острогой, нигде на территории Российской Федерации вы не получите.

Лишь представители малых вымирающих народов Сибири и Крайнего Севера могут заниматься традиционным, от дедов унаследованным промыслом. Здесь логика законодателей понятна: рыбы больше, чем сами съедят, аборигены все равно не добудут, сбывать некуда, и гораздо дешевле разрешить местным жителям острогу, чем завозить для них Северным морским путем скумбрию в банках, золотой та скумбрия получится…

Второе исключение – подводные охотники, коих береговые рыболовы, исконно их недолюбливающие, называют «водоплавающими» или «подохами». Им, «подохам», кроме подводных ружей и пистолетов, можно пользоваться и острогой. Правда, Правила подводной охоты стыдливо именуют острогу «ручным гарпуном», но разницы особой нет: длинная палка с пятью зазубренными остриями… Здесь логика закона просматривается смутно: сорвавшихся подранков (а большое их количество – один из главных аргументов против остроги) у «подоха» будет еще больше: дело происходит в жидкой среде и для сильного удара нет надлежащей точки опоры.