Читаем Наливайко полностью

— Гусаров, пан полковник, тут не может быть, они в Дубно. С их красавцем-сотником, верно, развлекается Середзянка, пока сам Януш среди войск… — заметил Косинский, оставив гетманский тон и переходя к шутке.

— Простите, пан гетман, — осмелел дозорный, — у меня есть сведения, что и гусары с какими-то полками несколько дней тому назад прибыли в константиновский замок.

— Хоть бы и так, но Наливайко с гусарами против меня не выступит.

Снова наступило молчание. Кто-то из старшин отогревал руки, похлопывая ими в размашку. Совсем стемнело. О том, чтобы разглядеть лагерь врага где-то за долиною под Острополем, нечего было и думать.

Лагерные звуки слились в сплошной гул — рокот десятитысячной армии. Снежное поле, покрытое вооруженными людьми, будто кипело в ожидании решения гетмана. Косинский чувствовал это и наконец едва слышно приказал:

— Поворачиваем к Пятке. Немедленно приказать выступить к Пятке.

Два всадника будто откололись от группы старшин и погрузились в темь, скрывавшую десятитысячную армию. Гетман повернулся к моложавому старшине, который, спешившись, недвижно и молча стоял около изнуренного коня.

— Вам, пан Нечипор, придется со своими людьми задержать княжьих воинов здесь или слева, под Острополем, пока мы расположимся лагерем в Пятке, — сказал Косинский и поехал назад.

Его окружили старшины, довольные тем, что не им первым придется вступать в бой, считать тех княжьих воинов», хотя всем было понятно, что князь Януш мог выступить лишь со сборной, малостоящей дружиной слуг, неспособной на какое-либо серьезное дело, все же ночь и тяжелый, глубокий снег — плохие союзники в боях. Мог бы и Лобода со своими добровольцами остаться, и Сашко Федорович не отказался бы, да и Мелентович сумел бы показать, на что способен его «сбор богородицы» — деревенщина, когда речь идет о войне с Острожскими. Но если гетман хочет, чтоб остался только полковник Нечипор с сечевой конницей, — тем лучше, на то его гетманская воля.

Червем зашевелилась армия, получив приказ повернуть к укрепленному замку. Старшины один за другим оставляли гетмана и терялись в истоптанном снежном поле среди своих людей.

Только сечевики пана Нечипора слезали с седел, преувеличенно громко кашляя, а сам полковник отдал своего коня казаку и исчез среди спешенных бойцов.

8

Под Острополем Вишневецкий остановил свое войско. Какой-то есаул из милиции старого князя горячо ратовал за немедленную атаку на лагерь Косинского, находящийся где-то поблизости, за холмом.

— Если мы так безрассудно нападем ночью, пан есаул, то матка наших ушей не помилует… — недоброжелательно возразил Вишневецкий.

— Да там за лугом, вельможный пан, одни лишь бездельники этого Косинского, — огрызнулся обиженный есаул.

— Бездельники?! О, пан есаул, то совсем не бездельники и не сброд, а сечевики подполковника Нечипора с Низу, коль правильно сообщение лазутчика пана Тульского. А от сечевиков этих, если не дождемся утра, мы с вами едва ли ноги унесем…

И, подумав, Вишневецкий распорядился:

— Вам, пан есаул, с милицией идти в обход в направлении на Чуднов. И не вздумайте нападать, — все испортите. Ударите только после того, Как услышите бой под Острополем. Вы, пан Тульский, пойдете в лоб сечевикам, а я со своими черкассцами зайду слева, из-за леса. Начну я, но будьте готовы каждую минуту. У меня только три сотни отборных казаков, остальных беру больше для виду. Помните, пан Тульский, — Нечипор тяжел на руку, я знаю этого полковника..

— Знаю его и я, пан Александр, — невольно вздохнул Ян Тульский, потягиваясь так, словно его кто огрел по спине.

Вишневецкий лукаво улыбнулся. Есаул исчез куда- то в поисках своей милиции.

— Итак, на рассвете, господа! — крикнул Вишневецкий и помчался влево от Острополя.

Если бы это было утром, когда яркий отблеск подмерзшего с полночи снега запорошен инеем, если бы это было в тот час, когда зимнее солнце боязливо выкатывается на застывший от мороза зенит и молочным светом освещает степные дали, если б в такую пору полковник Нечипор взглянул с кургана на Острополь, на поемные луга и на леса вокруг, он посмеялся бы от души над войском Вишневецкого.

Но он не видел его. От леса отделилось подвижное пятно и, как стая уток над днепровскими камышами, изгибаясь, то редело на буграх, то густело в балках. От Острополя отделилась вторая такая же стая, и она разлилась вниз, на луга, лежавшие под глубоким снегом. Третью часть, которая должна была пойти в обход на Чуднов, будто всосал зимний лес, и люди исчезли в нем, как муравьи.

В степи за Острополем Вишневецкий приказал жечь фальшивые костры, чтоб усыпить бдительность дозорных из лагеря Косинского.

Остропольский лес опоясывал долину, взбирался на взгорье и с небольшими перерывами тянулся до самого Чуднова. Лес этот лежал слева от сечевиков, но Нечипор его не боялся: глубокий, не слежавшийся снег помешал бы и самому упорному войску произвести оттуда нападение. Полковник поставил здесь легкую охрану, а всем полком стал над литовским

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза