Наливайко

Снежные тучи обволакивали землю и, несмотря на раннюю послеобеденную пору, становилось темно. Казака-посла наставлял Лобода:

— С князем поговоришь наедине — и ни с кем больше. Никаких писем. Передай, что персонально с ним мог бы говорить сам гетман и ты его устами предлагаешь снять осаду. За это черкасские войска будут помилованы гетманом, а сам князь получит возможность осуществить свои предложения относительно украинской государственности… А если нет, то пускай берегутся, мы не посмотрим, что он украинский князь. К нам на помощь с Низу идет сам Микошинский. Так и скажи.

Посол слово в слово заучил наказ своего полковника. С вала тысячи глаз следили, как казак целиною проходил к лагерю Вишневецкого, по колена утопая в снегу. Белый платок на его копье трепетал над. головой, точно звал на. помощь… И лишь тогда, когда вечерняя тьма скрыла казака, затерявшегося в оврагах и выступах взгорья, Косинский отвел утомленные глаза и пробормотал:…..

— Ничего из этого не выйдет. Придется сидеть здесь, пока Вишневецкому не надоест стеречь нас среди этих долин.

Или пока Жолкевский не подошлет своих жолнеров.

Не подошлет….

Почему вы в этом так уверены, пан гетман? — вспылил Нечипор., — Если будем сидеть, то нас возьмут, как наседку на яйцах. Давно бы нужно было ударить, еще под. Острополем, прямо на Гулевича. Может-быть, и в самом деле Вишневецкий на этот раз не посмел бы тронуть казацкое войско и мы вот спали бы на подушках у Серёдзянки…

— Ого, пан полковник, вы чересчур воинственны!. И что это вам так Середзянка пришлась по вкусу? Не, обидит ли ее князь у пана Нечипора?

Смех окружающих разрядил назревавшую серьезную. ссору между гетманом и полковниками. Да и за уверенностью Косинского, что Жолкевский не пошлет на него своих жолнеров, казачье начальство могло заподозрить дела, в которых Косинский не имел намерения признаваться.

— Нет, не отбил, пан Криштоф… А полковница из нее, вышла бы-не хуже княгини, будьте уверены… Когда ходили мы на валахов еще с Подковою, она девочкой была. Чаркой угощала с немецким вином. Такая женская поступь, брови уже начинали шевелиться, в ушах золото… Да и княгиня вышла… чужая.

— Даже жалко Януша.

На валу стоял уже общий хохот, который и спас Косинского. Нечипора знали в войске как завзятого и удачливого волокиту. Его намеки на чарку из рук Сюзанны, дочки чешского князя Середзяна, поняли как жалобу на неудачное ухаживание и издевками допекали полковника.

Из города всплывала на вал громкая и пьяная щедривка:

Ой, посеред двору виросла береза, —

Щедрий вечір, добрий вечір.

А на тій березі золотеє гілля…

Золотеє гілля та срібне коріння,—

Щедрий вечір…

Ой, як налетіли та райскі пташки, —

Щедрий вечір, добрий вечір.

Кору обдзьобали, гілля поломали,

3 жадоби й коріння з землі! покопали, —

Щедрий вечір…

— Щедрый вечер… — подхватил кто-то на крепостном валу, неподалеку от гетмана Косинского.

Этот голос в лад поддержал глухой бас Лободы, за ним — голоса других старшин. Щедривка властно тянула их к народу. Косинского же она оставляла еще более одиноким и чужим в среде казаков.

Косинский, криво усмехаясь, поднял голову и ушел с вала.

Ночная тьма как бы сливалась с монотонной щедривкой. Пахло свежими гречневыми оладьями на растопленном свином сале, варенухой и вышкварками.

— Щедрый вечер…

Падал крупчатый снег, сбивая вниз густой дым, поднимавшийся над хатами. Все крепчал мороз и усиливался резкий ветер.

Всю ночь Криштоф Косинский не мог заснуть на жесткой постели пяткинского ксендза. То поздняя щедривка, то пьяный голос мешали спать; не заснул и тогда, когда все затихло.

Ой, среди двора выросла береза,—

Щедрый вечер, добрый вечер,

А у той березы золотые ветви…

Золотые ветви и серебряные корни,—

Щедрый вечер…

Ой, как налетели райские пташки,—

Щедрый вечер, добрый вечер.

Кору обклевали, ветви изломали,

С жадности и корни из земли копали,—

Щедрый вечер…

С тех пор, как Косинский с ополчением засели в Пятке, осажденной войсками князей Острожских, петухи не пели в полночь. Изредка перед рассветом какой-нибудь из них неохотно прохрипит спросонья и сам испугается своего крика. Вместо — петухов, толпы пьяных будили всякого, кто бы вздумал заснуть.

За несколько дней осады пяткинские мещане привыкли к Косинскому и перестали даже жаловаться на казачий разгул. Казалось уже естественным, что запертые в крепости сечевики стали хозяевами в городе.

Многие мещане, обиженные Острожскими, охотно шли на призыв Косинского и, почувствовав себя тоже в походе, давали волю своим страстям, не миловали даже за малейшую обиду.

К Косинскому все это доходило как глухой стон из-за стены. К нему, гетману, обиженные жаловаться не шли, потому что все бесчинства творились от его имени. Сам он избегал разлада со своими людьми, но в то же время отдалялся от них, вступал в скользкие споры с сечевыми полковниками. Одинокий ложился спать, но сон бежал от него. Измученный тревожными мыслями, едва забывшись беспокойным сном, тут же просыпался от навязчивых и страшных кошмаров.