Налле Лапсон и Тяпка

— Как это нет? — сердито ответил Тяпка. — У меня такая же фамилия, как у хозяина и хозяйки. Штемпелиус.

— Тогда так, — сказал Налле Лапсон. — Тогда, господин типограф, на Тяпкиных карточках должно стоять:

«Т. ШТЕМПЕЛИУС»

Если удастся напечатать столько букв, конечно. В смысле, если вам их, так сказать, хватит.

— Насчет этого не беспокойтесь, — заверил хозяин типографии. — Что-нибудь еще укажем на собачкиной карточке?

— Давайте, что ли, «С Рождеством!», — сказал Налле Лапсон. — Выглядит симпатично. И звучит вежливо. Давайте так и сделаем!

Глава шестая. Моя собака едет в корзинке

И вот Налле Лапсон и Тяпка сели в поезд.

— Наконец-то, — выдохнул Тяпка. — А то в последнее время что-то шла сплошная нервотрепка.

— Ты и сам в последнее время что-то многовато суетился без надобности, — напомнил Налле Лапсон.

— Хорошо я про хозяйский тапок в последний момент вспомнил, — сказал Тяпка.

— Ума не приложу, зачем понадобилось тащить с собой эту старую тапку, — проворчал Налле Лапсон.

— Хотел бы заметить, — сказал Тяпка, — что данная тапка имеет исключительную ценность. К тому же это элементарная справедливость — я тоже имею право взять собой вещи в дорогу. Ты вон сколько барахла набрал — и платки, и свитера, и подушки, и еще массу всякой всячины.

— Мало ли — вдруг кто-нибудь простудится?

На станции друзьям устроили торжественные проводы. Трубач сыграл на трубе, а потом предложил поприветствовать Налле Лапсона и Тяпку четырехкратным «ура!».

— Ура! Ура! Ура! Ура! — крикнули хором бабушка, Лотта, почтмейстерша и еще кое-кто из зевак. Почтмейстер прийти не смог — он сидел у себя на почте и облизывал марки.

— Берегите себя! — крикнула Лотта, едва поезд тронулся с места. — И не чавкай за едой, Налле Лапсон!

Последнее напутствие, на взгляд Налле Лапсона, было излишним.

Поезд, грохоча, набирал скорость.

— Ты ведь не боишься? — спросил Налле Лапсон Тяпку.

— Боюсь? — ответил тот. — Чего мне бояться?

— Ну, я в том смысле, что ты первый раз на поезде, и так далее, и тому подобное.

Тут как раз вошел кондуктор.

— Я еду в корзинке, — сообщил ему Тяпка, — так что билета у меня нет. А в корзинке четыре дырки. Для ног.

Налле Лапсон ущипнул Тяпку, шепнув:

— Ты бы помалкивал насчет корзинки!

— Ай! — крикнул Тяпка. — Чего ты щиплешься? И почему я не могу поговорить про корзинку?

Тут надо сказать, что кондуктор не понял, о чем говорит Тяпка, — кондукторы вообще по-собачьи не понимают. А у Налле Лапсона была такая удивительная особенность, что его понимали и люди, и животные.

— Что это твоя собака так разлаялась? — спросил кондуктор Налле Лапсона.

— Я бы попросил господина кондуктора иметь к ней снисхождение, — ответил Налле Лапсон. — Непривычка к поездам и так далее, и тому подобное. Вот, кстати, мой билет. Медвежий. А моя собака едет в корзинке, так что это бесплатно, правильно?

Кондуктор что-то пробурчал и удалился.

Тяпка фыркнул.

— Что это ты фыркаешь? — спросил Налле Лапсон.

— Потому что я здорово обозлился, — ответил Тяпка.

И снова фыркнул.

— Надеюсь, ты так обозлился не на меня? — спросил Налле Лапсон. — Мы же с тобой друзья!

— Бывшие, — сказал Тяпка.

И фыркнул в третий раз.

— Зафыркаешь тут, — продолжал Тяпка. — Когда так злишься. А злюсь я на тебя — за то, что ты сказал «моя собака». Причем про меня. А я, между прочим, не твоя собака. А твой друг. Бывший, я бы сказал. Когда-то давно.

— А нельзя нам снова подружиться? — спросил Налле Лапсон.

— Исключено, — ответил Тяпка.

— А если ты скажешь про меня «мой медведь» — тогда мы сможем опять стать друзьями? — предложил Налле Лапсон.

Тяпка призадумался.

— Это надо обмозговать, — ответил он.

Глава седьмая. Вот наши визитки

Что Вестерчёпинг — большой город, ясно было с первого взгляда: на перроне там дежурило целых двое полицейских. Да и вокзал был гораздо больше, чем в Лильбакке, а возле него стояло целых три такси! Шикарно, что и говорить!

— Для начала надо снять номер в гостинице, — сказал Налле Лапсон.

Они с Тяпкой переходили Вокзальную улицу. В левой лапе Налле Лапсон держал саквояж, а в правой — корзинку с Тяпкой, но корзинка шла сама, так что нести ее было легко. А вот саквояж был тяжелый, и Налле Лапсону то и дело приходилось останавливаться и отирать пот со лба.

— Похоже на гостиницу, — сказал Тяпка. — Можешь прочитать, что там написано?

Налле Лапсон сощурился.

— «К-о», — прочитал он по складам. — А дальше «п». Нет, «л». «И-з-е-й». Там написано не то «Колесо», не то «Колодец». Я не в состоянии ничего прочесть в такую жарищу.

— Видимо, это название гостиницы, — сказал Тяпка. — Пошли туда! Только, чур, договариваться буду я.

Они вошли в большой вестибюль. Внутри в маленькой кабинке сидела дама.

— Здрасте, — сказал Тяпка. — Мы бы хотели тут поселиться, я и мой медведь.

— О чем это он лает? — спросила дама в кабинке.

— Извини, — сказал Налле Лапсон, — но мне, видимо, договориться будет проще. — И обратился к даме: — Мы бы хотели снять, так сказать, номер на пару ночей. Вот наши визитки. — Налле Лапсон протянул ей две карточки.

На одной стояло: