Налог на Родину. Очерки тучных времен

Я, кстати, про «на пузе ползай» не придумываю. У меня есть давний приятель из питерских, скажем так, оборонщиков, успевший и разбогатеть, и походить в министерских чинах, и мирно уйти из правительства в частную жизнь. Он мне говорил: «Во власти, Дим, лишь процентов десять ставят интересы государства выше личных. Еще пятнадцать процентов ставят личные выше государственных, но это, поверь, тоже очень неплохо. А остальные считают, что они боги, сверхгерои, небожители, каким не писан закон, и что все остальные – быдло, пыль, по которой можно только ходить, давить и смотреть, как корчится».

Ну да, смотрят.

Вместе с детьми того, кто корчится: дети разве не видят, как их великие родители превращаются в ноль, в ничто после появления рядом мента с красной харей, цедящего сквозь губу: «Документ-т-тики, граждане, предъявим для проверочки!» (Я такую сцену, когда менты шмонали в Михайловском саду приезжую семью, в недобрый час вышедшую полюбоваться красотами Спаса-на-Крови и дома Адамини, – однажды наблюдал.)

Дети, взрослея, потом отыграются за унижения отцов, – только не на власти, которую они по мере взросления научатся природно, нутряно, инстинктивно бояться и забиваться от нее в щель, – отыграются на времени в целом.

Я очень долго не мог понять, почему нынешние тридцати-плюс-летние так терпеть не могут 1990-е, Гайдара-Чубайса-Ельцина, хотя, по идее, именно эта эпоха – с ее разрешением частной собственности, открытием границ, свободным хождением доллара, вообще свободой слушать, смотреть и жить – и сделала их теми, кто они есть?

А потом как-то разговорился с одним пареньком из числа, что называется, «манагеров среднего звена» (иномарка, ипотека в Люблине, жена ждет ребенка) и получил в ответ, что ельцинское время отобрало у их семьи все, что было. У него папа был уважаемый человек, председатель профкома, мама работала в НИИ-чего-то-там, ездили в Сочи по профсоюзной путевке, а еще пионерские горны, взвейтесь кострами, на «жигуленочка» прикопили, мебель из гэ-дэ-эр полированная, мама так счастлива была, а потом р-р-раз! – и все. Все украли Ельцин, Гайдар и Чубайс. Мама пошла торговать сигаретами у метро. Сейчас, говорите, беспредел? А ее менты и тогда у метро гоняли. Отец спился. Умер, а обещал свозить в Болгарию…

Я, признаться, этому пареньку хотел сказать, что за чаепития в НИИ и руководство советскими (кузница, блин, кадров!) профсоюзами тоже нужно держать ответ – но, признаться, не смог. Все по той же причине: родителей при детях унижать нельзя.

Дети забывают со временем многое, кроме этого пережитого в нежном возрасте унижения. Думаю, что на память о перенесенных семьей унижениях во многом опирается воспроизводство чеченских и прочих боевиков, непрерывное вот уже почти два десятка лет. Людей вообще унижать нельзя.

То есть, я думаю, нынешние «тучные нулевые» лет через пятнадцать в народе переименуют в «путинские беспредельные».

Дайте только деткам подрасти.

2009

Новый русский феминизм

Поведение наших женщин, усвоивших (по их мнению) идеи феминизма, ужасно напоминает поведение наших бизнесменов, усвоивших (по их мнению) идеи капитализма: доходы приватизировать, убытки национализировать

Я никогда не сажусь ни в питерском, ни в московском метро, даже если места есть.

Потому что если сяду, а затем набьется народ, буду мучиться под осуждающими взглядами: должен ли я уступить место подошедшей девушке? Или она сочтет это за флирт или за демонстрацию неравенства? А может, настоящий мужчина уступает место женщине, даже если сломал ногу? А может, «настоящий мужчина» – это из Византии, где настоящие мужчины дарят женщинам на 8-е Марта цветы, потом произносят в их честь тосты, а потом женщины моют посуду и продолжают укладывать шпалы?

Ей-ей, мне проще не париться стоя, чем париться сидя. Это в Париже или Лондоне я сижу, но там все прозрачно: для инвалидов, стариков, беременных зарезервированы особые места, а прочие занимают в порядке очереди, ибо это единственная справедливость, какую можно соблюсти, коль уж мы не в силах выяснить, кто больше устал, – и точка.

Но если у нас даже в метро Византия, то отчего бы ей не быть всюду – и в Кремле, и в семье?

Тему про семью мне подсказало общение с парой коллег, которых я недавно выслушал по причине их бегства из дома. У обоих были сходные истории, в которых семейные лодки разбивались даже не о быт, а о разно понимаемый семейный уклад. Для удобства объединю их в одну, тем более что коллегам плюс-минус тридцать пять и обоим я не близкий друг, но терпеливый слушатель, и вот я сижу на кухне свежеарендованной квартиры, и коробка от микроволновки еще не выброшена, и на мое «где у тебя вилки?» – мычание: все мужья, уходящие от жен, в наш век несчастливы одинаково.