Налог на убийство (сборник)

– Это правильно. Ну все, я закончил! – сказал Палыч, запечатывая в конверт заполненную дактилоскопическую карточку. Эксперт.

Стоя посреди комнатки с растопыренными руками и пальцами, вымазанными черной краской, Токмаков поинтересовался:

– Ну, теперь-то я свободен?

– Свободен? Кто? – вскинулся как сторожевой пес эксперт-криминалист, с неподдельным интересом оглядываясь вокруг. И хотя кроме них в маленькой комнатке с подслеповатой лампочкой под потолком никого более не наблюдалось, он на всякий случай уточнил: – Ты, что ли?

Токмаков машинально кивнул в ответ.

Криминалист посмотрел на него с сожалением:

– Наберутся разных слов… Свободен? Не, ну просто уморилово! А для чего мы, по-твоему, сейчас катали пальчики? Как раз теперь тебя в любой момент легко вычислить по формуле. Где бы ни был, что бы ни делал, до смерти.

– Как только что выяснилось, и после тоже, – заметил Токмаков, проходя к умывальнику.

– Точно, коллега! Да, поздравляю со вступлением в великое братство дактилоскопированных! Электронная система «Папилон» не дремлет!

Капитан Вадим Токмаков знал, что в недреманном состоянии находятся и другие системы, призванные неусыпно заботиться о гражданах России вообще, и о нем, как сотруднике спецслужбы, в частности. Среди этих систем было, в частности, Министерство по налогам и сборам, присвоившее ему идентификационный номер налогоплательщика. Был Пенсионный фонд, что в свою очередь порадовал его номером страховой карточки. Была служба безопасности и борьбы с коррупцией, которой сам Токмаков выдал карт-бланш при зачислении в службу «А», согласившись на проведение в отношении собственной персоны специальных мероприятий.

А в комплексе этих самых мероприятий столько подпунктов, что едва хватает букв алфавита. Ему ли не знать! Сам проводил – в отношении других…

Вся большая государственная машина стояла на страже… гм… его интересов, приглядывая как за неразумным дитем. Более того, он и сам был винтиком этой машины, откованным из хорошей стали, заточенным в нежной младости еще прежней Великой Конторой: «комитетом глубинного бурения».

А какая машина разрешит быть свободным своему винтику? Разве лишь после того, как сорвется резьба, или отвертка разобьет шлиц, такой винтик выбрасывают на свалку. Или вылавливают в Неве – без головы, спеленутым скотчем.

Кое-как промокнув руки влажным полотенцем, Токмаков вышел из закута криминалистов. На лестничной площадке он покурил, а затем долго спускался и поднимался по лестницам, брел по длинным коридорам, пока не оказался наконец в закрытом дворе большого светло-желтого здания.

Прежде была средняя школа, а сейчас обитала Управа. Ауры этих двух учреждений, созданных для чего угодно, но только не для любви, наложившись одна на другую, сформировали особую атмосферу. Атмосфера эта благотворнейшим образом действовала на «клиентов», доставляемых сюда большей частью в наручниках.

Им тоже некуда было деться с «подводной лодки».

Зато прекрасно чувствовали себя во дворе разбитые автомобили, размножавшиеся усилиями водителей управления, и вороны, которые обходились без помощи опершоферов. На одну из них Токмаков прямо-таки засмотрелся. Крепким клювом она выдрала из стены какую-то проволоку и понесла в гнездо, тяжело маша крыльями. И хотя черная птица никоим образом не напоминала красавицу телеведущую Машу Груздеву, именно о ней подумал Токмаков.

О неверной даме своего сердца, вкушавшей сейчас прелести жизни в далеких чистеньких Европах, и о себе, который проведет вечер в четырех стенах холостяцкой комнаты, или в ближайшем пивбаре, выкуривая сигарету за сигаретой. Ему незачем было, как тому представителю семейства врановых, тащить в гнездо строительный материал.

Правда, оставалась работа. Работа оперативного сотрудника, которую он любил и делал в общем честно. Но и с этим в последние дни была какая-то непонятная напряженка. Последняя проверка, закончившаяся слишком громко, вызвала лавину жалоб и вопросы прокуратуры.

В результате чего Токмаков пребывал за штатом, ожидая решения своей судьбы.

Через двор по заснеженному асфальту к Вадиму Токмакову бежал эксперт-криминалист:

– Слушай, капитан, а что же ты должность свою не указал? В дактилокарте положено указывать должность!

Вадим Токмаков пожал плечами:

– Не могу указать, поскольку сам не знаю.

– А кто знает?

– Начальство. Но пока не говорит. За штатом я.

– Вот оно что… Не робей, была бы шея, а хомут всегда найдется. А пока… Пока пей пиво и радуйся жизни!

– Свобода? – спросил Токмаков.

– Как учили классики бывшего передового учения: свобода – осознанная необходимость.

– А что, к пиву это вполне подходит, – ухмыльнулся Токмаков.

– К пиву лучше всего подходит рыбка. Но теперь не могу его пить. Все время Женю вспоминаю, и в горло не идет.

Токмаков остановился посреди двора. Низкое серое небо лениво сыпало снежком. Он понял, что тоже не забудет теперь опера Водопьянова. Его незавидную смерть.

Вот кто был теперь свободен. Свободен окончательно.

Токмаков почувствовал, как горло сжала словно бы холодная резиновая перчатка. Он был опером, и должен быть готовым ко всему.