Наложница фараона

Конь мощной мордой и копытами сшиб его на землю со страшной болью, от которой Андреас на мгновение лишился чувств. Но тотчас другая резкая множественная боль заставила его очнуться. Охотничья собака с громким рычанием рвала его одежду и добралась до его тела острыми зубами. Сквозь боль Андреас видел страшный и словно бы мозаично соединенный облик всадника — в полном рыцарском облачении, в большом круглом шлеме с поднятым забралом. Панцирь серого металла закрывал грудь всадника, длинный острый меч наискось был у пояса. Глаза и лицо под поднятым забралом шлема излучали такую нечеловеческую сверкающую жестокость, что дыхание Андреаса будто мгновенно пресеклось и он даже не стонал, не вскрикнул от боли…

Всадник свистнул; и эти выпяченные губы, обычно у людей производящие ощущение детскости какой-то, у него были жуткими и страшными. Собака оставила Андреаса. Всадник не произносил ни слова, но Андреас понял, что должен идти перед его конем. В разорванной одежде, окровавленный, Андреас поднялся, тяжело оперевшись руками о землю холодную; и пошел перед конем рыцаря, спотыкаясь и пошатываясь. Из ран на лбу текла кровь на глаза, голова сильно кружилась, и Андреас плохо различал дорогу. Рыцарь направлял его, ударяя мечом плашмя по шее сзади, по спине, по плечам. Собака то бежала рядом с Андреасом, то обгоняла его и громко злобно лаяла…

Андреасу было мучительно, тяжело. В сущности, его ведь никогда в жизни не били, не унижали. Андреас почувствовал, что у этого человека сильная воля, что человек этот не слабее его и тоже способен менять настроение людей своим влиянием; но влияние этого человека на людей — влияние зла…

Они добрались до какого-то открытого пространства, поодаль было много палаток и виднелись крестьянские дома, некоторые из них были полуразрушены. Вдруг собралось много крикливых, шумных людей, мужчин и женщин. Их вопли терзали бедную израненную голову Андреаса; ему казалось, что эти вопли словно бы ударяют, бьют его больно внутри головы. Очень больно ему было. И голове и телу было больно. А всего больнее было униженной душе. Хотелось упасть на землю, прикрыть руками затылок…

«Каким слабым я оказался, — думал Андреас. — Или это наказание мне за то, что я хотел поберечь силы? Наверное, я не должен сам рассчитывать свои силы; все, что мне дано, я должен тратить, отдавать людям, не считая… Но неужели все кончено и я уже никому не смогу помочь?»

— Христопродавец, распявший Бога! — кричал какой-то бродячий монах в обтрепанной рясе. — Подвергнешься и ты немалым мукам!

Тут одни принялись рвать на Андреасе одежду и раздели его до пояса. Увидев нательный маленький крест, они стали кричать еще громче, стали рвать цепочку, но она не поддавалась. Между тем другие уже вкопали в землю толстый высокий кол и набросали хворост. Оставив нательный крест на груди Андреаса, потащили бедного измученного, поставили на вязанку хвороста и прикрутили грубыми веревками. Тело Андреаса было смуглым от природы; в другом климате оно было бы темным, но здесь, под сумрачным небом на белизне снега оно было светлым, словно бы сияло мягким светом. Плечи у Андреаса были узкие, но плотные. Он с усилием повернул голову; хотел увидеть рыцаря, который преследовал его, напал на него и привел сюда. Но рыцаря не было видно.

Уже хотели зажечь костер, но тут какая-то безумная женщина накинулась на Андреаса. Наверное, она была не старше его, но казалась совсем старой, истощенной, озлобленной грубо и безысходно. Она плевала ему в лицо и царапала грязными ногтями, похожими на когти, его лицо, шею и грудь. Связанный, он не мог защитить себя. Но даже если бы и мог, все равно бы не стал защищаться. Он молчал беззлобно, кротко. Он вдруг пожалел ее; ведь всю свою жизнь она имела дело с некрасивыми и жестокими мужчинами; и сейчас она видит его так близко; он красив; он знает, что красив; он человек из какого-то недоступного ей бытия; и единственное, что она может сделать сейчас, это мстить ему, невинному, мстить почти невольно; мстить просто за то, что он, человек недоступного ей бытия, существует… Хотели скорее зажечь костер и попытались оттащить ее. Она вырывалась и вопила:

— Добрые бедняки, мстите за кровь Бога нашего Иисуса Христа! Коварные иудеи повседневно умерщвляют Его!.. — Женщину стали толкать. Она извивалась, плевалась и кричала еще сильнее. — Вам заплатили, серебром вас подкупили, дабы вы избавляли иудеев от позорной смерти. Вы Бога оскорбляете тяжко и по заслугам постигнет вас вечная гибель. Иудеев же, грязных и вонючих, кои подлее собак, надлежит привязать к хвостам лошадей, которые протащат их по терниям и колючкам к месту казни, и повесить их там вверх ногами, и над их головами разжечь самый сильный огонь!..

Люди отпустили ее и слушали ее вопли. Она снова подскочила к Андреасу, ударила его кулаком в лицо и плюнула ему в лицо снова. Он снова пожалел ее и слабо улыбнулся. По лицу его сильно текла кровь, смешанная с ее слюной.