Наложница Короля

Жадно схватив предложенный ей кусок хлеба с ломтиком вяленого жесткого мяса, она взгрызлась в это нехитрое угощение, даже постанывая от удовольствия, перевернулась на спину, блаженно закрыв глаза. Кристиан, неторопливо тушивший свечи, испускающие смрадный тонкий дым серыми лентами, снова глянул на нее и усмехнулся.

«А она не богатого сословия, – подумал он. – Ест, пальцы облизывает. Простая, открытая. Любопытная, живая как белка. Горит, как огонек. Стоило страху отступить, как она ожила. Доверилась мне. Нет в ней неловкости. Чуть не потушили, бедную…»

– Чья ты дочь, Катрина? – спросил Кристиан, припоминая, как девушку называла Старая Королева. Обойдя всю комнату, он потушил все свечи, погрузив ее во мрак. – Я вижу, ты не из знати. Стала бы знатная дама есть мой хлеб… Тьфу ты, у этой старухи даже свечи пахнут смертью и тленом… лучше мои зажжем, всего пару, но нам хватит. Ну, ныряй обратно под шкуры!

– Что ты знаешь о пище, которой потчует Старая Королева? Крысы на помойке питаются лучше, а вот твой хлеб… М-м-м-м, вкусно как! Кажется, всю жизнь не ела ничего такого же вкусного!

Катрина мигом зарылась в мех, только тонкая рука ее торчала наружу, удерживая недоеденное угощение над полом, чтоб не накрошить в постели. Кристиан шагнул в темноте к морозному окошку, стекленному разноцветными мелкими стеклами, рванул раму, сталкивая с нее пухлые шапки снега, и в комнату полился обжигающе-холодный свежий воздух, вытесняя вонючую дымную духоту. Мороз тронул обнаженную кожу Кристиана, отчего дрогнули его мышцы, подобрался живот, ворвавшийся ветер швырнул в грудь мужчин целый рой колючего снега.

– Застудишься, господин, – пискнула Катрина, глядя, как Кристиан, склонив голову, отворачивая лицо от пурги, рвущейся в окно, удерживает раму открытой.

– Ничего, я привычный, – ответил Кристиан. – Но ты не ответила. Чья ты дочь? Торговца? Ремесленника?

– Не угадал, – фыркнула девушка. – Охотника. Мой отец охотился в этих лесах.

– Охотился? – переспросил Кристиан, захлопнув окно. Вой пурги умолк, стало совсем тихо, но холодно, обжигающе холодно, и Кристиан поспешил в постель, к ожидающей его девушке.

Скользнув под теплые шкуры, он обнял ее бедра ледяными ладонями, ухватил за мягкий живот, отчего она завизжала, колотя ногами, засмеялась.

– Живая! – целуя ее душистые щеки холодными губами, шептал Кристиан, подминая ее под себя, нарочно греясь об ее распаренное тело. – Веселая. Хорошая ты девушка, Катарина, охотничья дочь. Так что стало с твоим отцом?

Катрина вмиг смолкла, перестала заливисто смеяться, напряглась. Кристиан почувствовал, как ее руки уперлись в его плечи, словно девушка хотела с ненавистью скинуть его с себя, оттолкнуть.

– Я дорого досталась Королю, – прошептала она с лютой злобой. – Очень дорого. Они гнали меня, а отец бил их стрелами как вепрей!

– Многих убил?

– Восьмерых. Восьмерых, прежде чем его…

– Ничего, Катарина, ничего. Не тебе ли не знать, что иногда жизнь пострашнее смерти будет?

– Твоя правда, господин, – вздохнула Катарина и словно оттаяла, расслабилась, позволила его рукам обнять себя. – Почему ты все время спрашиваешь о нем, господин? О Звере?

– Потому что я приехал сюда ради него, – ответил Кристиан. – Я оставил тут друга и человека, а теперь вдруг слышу о каком-то монстре и чудовище, каковым он никогда не был. И мне не нравится, ой как не нравится то, что я слышу.

– Но он чудовище, – доверительно прошептала Катрина. – Жуткое чудовище! На руках его стальные когти, он ими скребет по стене, приближаясь. Этот жуткий звук… от него я чуть не померла от страха!

– Такая-то бойкая девица? – усмехнулся Кристиан, и Катрина с жаром закивала:

– Видит бог – я не вру! Очень напугалась. От звука его крадущихся шагов, от шуршания его шубы по полу, от его гадкого, злого смеха… Он ходил в темноте по комнате, невидимый, высекая этот скрежет из каменных стен, и тихо смеялся, слыша, как мне страшно, как я плачу и дрожу на ложе, ожидая его.

– Так он не сразу напал?

– О, нет! Ему как будто нравилось пугать меня. Он наслаждался моей беспомощностью и ужасом. Знаешь, господин, как страшно лежать голышом, привязанной за руки и за ноги, не ведая, что придет в голову Зверю? Я уж молила, чтоб все скорее кончилось. Хотела даже, чтоб он убил меня, но он играл, пугал, пока не насытился… Там все стены исцарапаны, я видела. Он всех так пугает. Пьет их отчаяние, страх и стыд.

– Странно это. Старая Королева говорила, что Зверь себя сдерживать не мог, как хотел женщину, а ты говоришь о неторопливом и злобном, расчетливом существе…

– Я с ним тогда была, а не она!– огрызнулась Катрина. – Мне знать лучше, как ведет себя Зверь, когда хочет!

– Не сердись, ягодка. Ух, как норов у тебя крут! Как ты переменилась! Строптивая какая! А где та тихая послушная дева, что я привел сюда? Может, выдрать тебя для острастки?

– Ты обещал, что не обидишь. Слово Сердечного Брата Короля давал. Или твое слово уже ничего не стоит?!

Кристиан рассмеялся, удобнее устраиваясь меж ее ног, заставляя ее обнять себя крепче, чтоб согреться скорее.