Наложница тирана (СИ)

— Набеги северян славятся хорошим доходом, — поглаживая висок, сказал Кабыл. — Если ты преуспеешь, и твоя армия вернется с добычей, за пятьдесят кораблей я возьму тридцать процентов дохода.

— Вы дадите пятьдесят кораблей, если конунги пообещают вам тридцать процентов добычи? — уточнила Алекса.

— У вас уже достаточно кораблей, — напомнил Кабыл. — Я пошел на многие уступки, но ничего не дается просто так. Алекса Масур, ты убила моего брата, обокрала империю и требуешь корабли. Так не пойдет. Я дам пятьдесят кораблей на своих условиях, а на большее не рассчитывай.

— К сожалению, господин Кабыл, это решать не мне. Когда свершиться месть, я оставлю северные народы. Они вернутся в империю Шадаш-Тарза без меня. У кого и требовать награду, так это у конунгов. Вам следует самому побеседовать и обсудить условия.

— Мы это обсудим, не беспокойтесь, — поднявшись на ноги, промолвил Кабыл. — Идемте, госпожа Шадида, позволим им проститься.

Сестра Дауда стиснула зубы, бросила презрительный взгляд и вскочила так быстро, словно всё это время просидела на раскаленных углях. Не сказав ни слова, она прошла вслед за господином Кабылом и закрыла за собой дверь.

— Я так понимаю, тебя должны наказать, — промолвила Алекса, опустив голову.

— Господин должен отвечать за своих наложниц, — сдержанно ответил Дауд. — Я тебя купил, воспитал и у нас есть общая дочь. Раз уж господин Кабыл не рискует развязывать войну с северными кланами и казнить убийцу своего брата, этот позор семьи Аль Салил придется смыть его господину.

— И что с тобой будет?

— А ты как думаешь? — вздохнул Дауд. — Ты убила императора. Считаешь, что меня просто высекут палками и отпустят? Нет, Алекса, я был приговорен к смерти. Меня казнят во имя твоей мести.

Алекса почувствовала, как всё сжималось в груди. Сердце стало биться быстрее, к горлу приступил ком, который она никак не могла проглотить. На душе было так больно и тяжело, что она просто встала, исполнила реверанс и прошла к двери.

— Прости, Дауд, — промолвила она. — Я не могла поступить иначе.

— Ещё как могла, Алекса. Ты могла остаться со мной и забыть про кровавую вендетту. Но ты избрала путь мести и погубила человека, который любит тебя до сих пор. Скажи, сколько ещё людей умрёт ради твоих стремлений? Скольких ты погубишь, пока не утолишь жажду крови?

— Всех… — шепотом ответила она. — Себя я тоже уже погубила.

— А Офелия?

— Наша дочь не имеет к этому отношения. Это моя миссия. Не волнуйся, Дауд, я не стану подвергать опасности жизнь нашей дочери. Офелия не пострадает из-за ошибок, совершенных их родителями.

— Какую ошибку совершил я?

— Ты сам меня отпустил, — обернувшись, ответила Алекса. — Ты лжец, Дауд Аль Салил. Все мужчины лжецы. Люби ты меня по-настоящему, никогда бы не отпустил женщину, которая родила тебе дочь. Ты, Карл… Бьорн тоже меня отпустит. Вы никогда не любили меня так, как я этого заслуживаю.

— Это правда… — тяжело вздыхая, согласился Дауд. — Теперь уходи, наложница тирана. Тебе нет места в этом мире.

— Прощай, господин…

Мать и дочь

Идя по пыльным улицам города Шадаш, Алекса заливалась горькими слезами. Она проклинала себя за то, что родилась на свет, кем стала и кого погубила. Она ненавидела себя за то, что нареклась Предвестницей.

Уверено шагая вперед, Алекса вытирала слезы и накапливала ярость, выжигающую без остатка. Приближаясь к порту, она переставала рыдать, отдавая всю себя расправе над человеком, который разрушил в ней все человеческое. Алекса Масур навсегда осталась рядом с Карлом и Даудом, а в порт вышла Предвестница, готовая истреблять род Остин с особой жестокостью.

— Вы все поплатитесь за то, кем меня сделали! — зарычала она, привлекая внимания северян, собравшихся в порту. Среди них были Бьорн и Офелия. Именно к ним она пошла, не обращая внимания ни на Кабыла, ни на Шадиду. — Вы договорились?

— Пятьдесят кораблей на тридцать процентов от добычи? — уточнил Бьорн. — Да, Алекса, мы договорились. Если это поможет избежать глупой войны, которую ты попыталась развязать, конунги готовы заплатить эту цену. К тому же, ты ведь обещала несметные сокровища.

— Ваши трюмы будут трещать от золота, драгоценностей и женщин, конунг Бьорн! — твердо заявила Алекса. — Я сдержу своё слово. Я всегда сдерживаю обещания.

— Что с тобой? — задумался он. — Ты словно на солнце перегрелась. Может быть, нам стоит вернуться на корабль и уединиться?

Он уже потянул руку, но Алекса отмахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

— Не смей больше меня трогать, конунг Бьорн! — приказала она. — Я женщина, а не твоя личная подстилка! Ещё раз прикоснешься ко мне, пристрелю!

Северяне, стоящие рядом и заметившие инцидент, так громко захохотали, что Бьорн от стыда ушел в сторону, позволяя обозленной женщине поговорить с дочерью. Алекса не стала дожидаться, когда конунги закончат обсуждение и, взяв Офелию за руку, села с ней на лодку и поплыла к Забытой Мелодии.

— Что-то случилось? — задумчиво спросила Офелия.