Наложницы Бро Иутина

– Не сочти за обиду, отважный лев, но слово что ветер; подул да исчез. - Сибарра с усмешкой уставился на киммерийца. - Не всякий храбрец в степи рискнет подпалить задницу старому Бро Иутину и его хиршам! Я ж говорил, воины они знатные! С полусотни шагов в кольцо попадают!

– Хоть с сотни, - буркнул Конан. - Конь мой быстрей стрелы, и пока хирш натягивает лук, я успею трижды ударить мечом. Захочу, и женщина Бро будет моей!

– Конь у тебя хорош и меч быстр, но до нее тебе не добраться. Клянусь, не добраться! - властитель гизов возложил длань на груду священных ослиных шкур. - Молодость опрометчива, но человек зрелый, - он ударил себя в грудь, - знает, где ему прищемят нос. И не сует его в капкан, пытаясь понюхать сладкую приманку.

– Вот и береги свой нос, а о моем не заботься! - Разгоряченный вином, киммериец опустил кулак на старые кожи, выбив из них облако едкой пыли. - Сказал, пересплю с этой женщиной, значит, пересплю!

Тут он бросил взгляд на Сиявуш столь красноречивый, что Сибарра поспешил уточнить:

– С которой?

– С наложницей старого Бро, самой собой, - сказал Конан, успокаиваясь.

– Кости Нергала! Это невозможно, приятель! не подумай, что отговариваю тебя, но мне вовсе не хочется потерять такого удальца! ведь ты один стоишь десятка моих воинов…

– Двух десятков, - возразил Конан.

– Двух, - согласился хан с хитрым блеском в глазах. - Пусть двух, киммериец, но у Бро Иутина пятьсот всадников! Подумай об этом!

– Уже подумал, - с пьяным упорством произнес Конан. - Подумал и решил, что пятьсот всадников не будут стеречь одну девушку. Что они, кастраты из туранских гаремов? Будут они торчать в дозоре все ночи, как же! У них в шатрах свои женщины. Ну, поставит Бро троих стражей или четверых… или десяток… А десяток мне не помеха! Главное - с самой девушкой договориться, так? - и он подмигнул Сиявуш.

– Ну, гляди… я тебя предостерег! Эти черные бурнусы демоны, а не люди! Готов поспорить…

– Мало я демонов повидал, что ли? - ухмыльнулся киммериец. Внезапно он выпрямил спину, отставил чашу и запустил пятерню в густые темные волосы, будто пораженный какой-то новой мыслью. - Готов поспорить, говоришь? - Его пронзительные синие глаза уставились на хана гизов. - Ну, так посмотрим!

– Я тебя на спор не вызывал, - произнес Сибарра, опасливо пряча взгляд. - Но коль настаиваешь…

Конан вновь хлопнул кулаком по шкурам. Решив, что это является знаком согласия, хан сказал:

– Во всяком споре есть две вещи: та, о которой спорят, и та, которую можно выиграть или проиграть. О чем мы спорим, ясно. А вот какой будет заклад?

– Моя доля добычи, что взяли у замбулийских купцов, - предложил Конан, но хан лишь скривился.

– Какая там добыча? Вино мы выпьем вместе, а от шерсти доход невелик. Вот если ты поставишь коня…

– Моего коня? Кром, ты хочешь слишком многого!

– А почему? Ты ведь сказал, что пятьсот всадников не помеха, главное договориться с девушкой. Ну, а с ней ты договоришься. Какая женщина не захочет сменять старого облезлого козла на молодого льва!

Тут Сиявуш хихикнула, и хан, дернув левый ус, окатил ее ледяным взглядом. Конан тоже посмотрел на черноокую шангарку, призадумался, насупился, но потом согласно кивнул.

– Ладно, пусть будет конь. - Все равно ты его не получишь. Ну, а твой заклад?

– Я ставлю осла. Любого из десятка лучших. Из тех, что могут покрывать двадцать ослиц за день. Сам выберешь!

– Осла? - скривившись, протянул киммериец. - Ты что, смеешься надо мной, приятель? Осла против боевого туранского жеребца! Чего захотел! Чтоб Нергал тобой подавился!

– Любой из моих ослов - великое сокровище, - терпеливо пояснил Сибарра. - Ослы наши известны и в Заморе, и в Туране, и в Хаурае. Те, что я держу на племя, стоят подороже твоего жеребца. К тому же в них живут духи предков!

– На кой мне сдались твои предки? Лучше скажи, сколько потянет осел в звонкой монете?

– Племенной - а их узнают по темному ремню вдоль хребта и большим зубам - стоит не меньше двух сотен золотых.

– Туранских монет? - уточнил Конан. - Золотые иной чеканки весили вдвое-втрое меньше.

– Туранских, каких же еще!

Киммериец исподлобья осмотрел Сибарру Клама. Он был не так пьян и не столь прост, как можно было бы подумать, взглянув на его лицо с варварскими резкими чертами, а мощные плечи и грудь, на которой улеглась бы черная пантера. Варвар, да; разбойник, воин, лихой рубака, но себе на уме. Жизнь приучила его к недоверчивости; и, ожидая от него скорее худшего, чем лучшего, Конан был подозрителен и осторожен. Несмотря на туман опьянения, он сохранил здравый смыл, который сейчас подсказывал, что разговор о наложнице Бро Иутина, хиршского хана, затеян Сибаррой не без умысла. Умысел этот киммериец видел ясно, как свою ладонь: так или, иначе компаньон подбирался к его жеребцу. К серому Змею в белых яблоках!