Вадик и младшие соглашаются. В конце концов, мы все хотим вернуться к нормальной жизни. И если есть какой-то, хотя бы призрачный шанс, попробовать стоит.
После ужина мою тарелки, потому что моя очередь. Ирина укладывает Нину, Макс моет ванну, потому что не сделал этого вчера, а Вадим стоит рядом со мной, опираясь на столешницу, и пьет пиво.
– Ты как? – спрашивает, потому что видел все мои страдания по Моту, хоть я и пыталась их скрыть.
– Хорошо.
– Точно? Какая-то странная сегодня, – Вадик прищуривается.
– Да нет, что ты, обычная, – начинаю намыливать тарелки активнее. – Все хорошо.
– Точно? Если что-то случилось, ты же знаешь, что всегда можешь поделиться…
– Кончено знаю, – улыбаюсь и отжимаю губку.
Вадик старше меня на четыре года, ему двадцать три. Он окончил школу, потом училище и теперь работает в автосервисе. Он один в нашей семье имеет постоянный и официальный доход. Но непостоянный и неофициальный, кончено есть у нас всех. Ирина занимается репетиторством на музыкальных инструментах, Макс берет подработки в том же сервисе, где трудится Вадя, а я работаю в магазине женского нижнего белья после универа семь дней в неделю.
– Ладно. Просто ты бледная какая-то сегодня.
– Устала. По учебе завал, работа, дом…
– Может тебе сократить число смен?
– У меня уговор с хозяйкой, либо семь дней в неделю после трех, либо никак.
– Можно найти что-то другое.
– Я подумаю, – закрываю кран с водой и убираю тарелочки на полку. – Спать пойду.
– Ок, я тогда в гараж схожу.
– Хорошо, долго не засиживайся, – наставлю с улыбкой и только потом иду к себе. Точнее, к нам. Мы с сестрами втроем живем в одной комнате.
Ирина уже уложила Нину и даже успела уснуть сама.
Забираюсь на свою кровать и заворачиваюсь в одеяло. Проверяю входящие, но там пусто. Матвей не перезвонил.
Долго не могу уснуть, ворочаюсь, проверяю который час и бешусь, оттого что скоро настанет утро, а я так и не смогла сомкнуть глаза. Правда, когда это происходит, чувству вибрацию под подушкой.
Просыпаюсь мгновенно. Тянусь к телефону, звонит Матвей. В пять утра.
Сую ноги в тапки и бегу на кухню, чтобы никого не разбудить своей болтовней.
– Привет, – шепчу в трубку, забираясь на подоконник.
– Неожиданно, – Шумаков не здоровается, и голос у него такой, словно он ни капельки не рад меня слышать. Странно было надеяться на что-то другое, мы плохо расстались. Он звал меня с собой, я отказалась, потому что не могла бросить семью, он обозвал меня дурой, и после этого мы больше не виделись…
– Да, извини, просто…
– Даже из черного списка вытащила, – усмехается. – Какие-то проблемы? – язвит. Прекрасно слышу яд в его голосе. – Я звонил и писал тебе весь месяц. Со стенкой общался. Что теперь изменилось?
Он настроен агрессивно. Не лучший момент сообщать то, что я хочу сообщить, но деваться-то все равно некуда.
– Я беременна, Матвей, – бормочу и крепко зажмуриваюсь. Считаю про себя.
Пауза затягивается. В моей голове вертится цифра пятьдесят три. Ровно столько секунд он уже молчит.
– От меня? – спрашивает прокашлявшись. Голос у него холодный, почти металлический.
Земля в этот момент из-под ног уходит. Он меня сейчас унижает, допуская то, что я могла…
Боже, всхлипываю, но сразу накрываю рот ладонью и замыкаюсь в себе. Теряюсь в словах. Нужно что-то говорить, но язык не шевелится, если честно.
– Да, – выдыхаю еле слышно.
Мот чем-то шуршит, а потом я слышу, как делает затяжку. Представляю, как трет бровь большим пальцем, выдохнув дым, и упирается в перила рукой. По внешним звукам он либо на улице, либо на балконе.
– И что собираешься делать? – спрашивает уже более сдержанно.
– Я…я не знаю.
– Тебе девятнадцать. У тебя нет образования, – кидается первым аргументом. – Моя карьера на пике, ты уверена, что нам сейчас нужны дети? – добивает вторым. – Подумай сама, это же…
– Конец всему?
– Не я это сказал, – шумно выдыхает. – Все слишком неожиданно. Точнее, черт! – слышу, как он матерится уже не в трубку. – Я смогу приехать через три дня. Раньше вырваться не получится. Думаю, нам нужно лично это обсудить, не по телефону.
– Ладно. Хорошо. Тогда, как приедешь, позвони, чтобы мы смогли состыковаться.
– Ок.
Мот не отключается, но молчит. Я тоже молчу и не нахожу в себе сил повесить трубку. Так проходит минуты три, наверное.
– То есть, если бы не это, ты бы мне не позвонила?
– Я не знаю. Правда не знаю. Все сложно. А теперь стало еще хуже. Я не знаю, что делать. Что в такой ситуации делают? Врач сказала, что могут быть последствия, если избавиться и…
– Я понял, – Шумаков обрубает мой поток слов. – Позвоню.
Матвей отключается, а я больше не в силах сдерживать слезы, сползаю с подоконника на пол и реву, закусив запястье.
Мой мир снова рушится, и я ничего не могу с этим сделать. Ничего.
Если Шумаков захочет отправить меня на аборт, я даже не смогу предложить себе альтернативу просто потому, что буду не в состоянии воспитать этого малыша одна.
Мне нужно было думать головой, нужно было быть ответственной, но я так его любила, он обратил на меня внимание, и моя детская мечта стала реальностью…
Сложно было оставаться разумной.