Нам не дано предугадать. Правда двух поколений в воспоминаниях матери и сына

По-английски давала мне уроки веселая англичанка miss Chance. Теперь ей 90 лет, и в продолжение многих лет была она нашим souffre-douleur[38]. Мы над ней смеялись, устраивали всякие шалости, путали ее, и все нам прощалось. Она даже поощряла нас в наших проделках и первая хохотала над всем – не помню, чтобы она когда-нибудь обиделась. Летом жила она с нами в Железниках, и там нашим шаловливым выдумкам не было предела, особенно я отличалась этим. Зимой была miss Chance приходящей, проводила с нами несколько часов за уроками и гуляла с нами для практики языка. Гуляли мы во всякую погоду, и подолгу, любимой прогулкой был Кузнецкий Мост, где магазины, из которых любимый был большой магазин «Русские изделия», где почти все можно было найти, но не знаю, все ли было русское. Любила я магазин Готье, книжный, мы были там абонированы. Мама́ много занималась музыкой, она отлично играла и понимала ее. Мне дали учителя Лангера, он был строг, я его боялась и успехов не замечала. Заставлял он меня много разучивать наизусть и читать с листа, последнее я очень любила. С мама́ играла я в четыре руки, и это было для меня самое приятное.

В эту зиму постигло нас горе. Скончалась бабушка Делянова, которую мы так любили и которая нас так баловала. Жила она с сестрой своей Е. Я. Арапетовой в большом доме на Маросейке, и обе старушки скончались в одну неделю. Бабушке было 85 лет, сестре ее приблизительно столько же. В первый раз увидела я умершую, и хоть боялась впечатления от этого, однако вид воскового и столь милого лица совсем меня не напугал. Со смертью этих двух старушек прекратилась вся жизнь этого типичного старого дома. Наследники разделили имущество; нашей семье достались два имения, большое в Тульской губернии, впоследствии проданное, и милые Железники под Калугой, о котором я буду много говорить. Умерла бабенька 5 февраля, в день моего рождения, за четыре дня перед тем умерла ее сестра. Обе не знали о состоянии здоровья друг друга: когда они спрашивали у окружающих, то было приказано отвечать, что немного лучше. Панихиды не были слышны. У сестры бабушки был целый штат прислуги, компаньонка, или dame de Compagnie, бедная дворянка Евг. Ильинишна Пятунина, очень нас, детей, баловавшая. Жила она в уютной комнатке, где всегда было очень жарко и пахло какими-то особенными духами, смесью лампадного масла, одеколона, «монашками» (род курения) – черный столбик с одного конца зажигался и дымил. Были в этой комнате всякие безделушки, которые мы любили разглядывать. Стояли они на этажерке. Привлекала нас одна филиграновая часовня, в открытые двери ее видны были две фигурки у алтаря. Как ни придешь к Евг. Ильинишне, всегда найдешь что-либо вкусное – орехи, шепталу, яблоки, смокву и пр.

Типичной фигурой являлся еще выездной лакей бабушки Каричев, плохо бритый и довольно грязный, в засаленной ливрее. Он, когда ехал с визитами с одной из старушек, всегда напоминал, куда нужно ехать, говоря: «А мы там-то или у той-то не были».

Папа́ был директором Лазаревского института. Квартира большая, жили мы в нижнем этаже, спала я с сестрой Машей и вечно с ней ссорилась и спорила. Как-то прочла я в какой-то французской книжке следующее: «La Soeur est une ennemi donnee par la Nature»[39]. Это меня поразило, и этим изречением я всегда потчевала Машу, но с годами наши отношения стали самыми дружественными и длятся и теперь, когда мы живем все три врозь. Жалею, что судьба хоть к старости нас не соединит! С сестрой Ольгой, которая моложе меня почти на 8 лет, я всегда была близка. К несчастью, Катю я меньше знала. Она была замужем за Мясоедовым и прожила с ним недолго. Умерла она после родов на второй год замужества, мое искреннее убеждение, что счастья в браке она не нашла. Это было исключительно доброе, милое, слабое по воле существо. В ней было много странного, например, сильная любовь ко всем животным без разбора, будь это собака, лошадь, кошка, птица, даже мышь.

Но вернемся назад.

В эту же зиму 67-го года я очень сблизилась с двоюродными сестрами – Соней, Вавой и Лелей Хвощинскими. У них один раз в неделю был класс танцев, преподавал балетмейстер Ермолов.