Нам нельзя

Янка достаёт из бара бутылку вина, садится напротив и щедро наполняет бокалы. У неё этого добра навалом — мать работает участковым гинекологом и постоянно таскает домой алкоголь и сладости.

Подруга с любопытством выслушивает мою вступительную речь и ни разу не перебивает. Я говорю сбивчиво, возможно, где-то упускаю детали — всё потому, что на эмоциях.

— Ещё что-нибудь расскажешь о нём?

— Ну… Глеб красивый. Такой, знаешь, мужчина-мужчина, хотя на первый взгляд мне показалось, что выглядит он устрашающе. Высокий, сильный, мощный.

— Батюшки…

— Мне кажется, что я много думаю о нём. Каждую секунду в голове прокручиваю.

— Ого, как тебя шарахнуло, Крылова!

— Только ты никому не рассказывай, ладно?

— Я могила. Ты же знаешь.

Я знаю, но почему-то всё равно опасаюсь. Янка меня никогда не подводила, а мы, на секундочку, знакомы ещё с первого класса. И я всегда платила ей тем же. Знала все тайны подруги, но ни одной живой душе не проговорилась.

У меня не было родных братьев и сестёр. Как-то не сложилось, хотя мама однажды обмолвилась, что хотела родить ещё, но, кажется, у неё случился выкидыш. Поэтому Янку я по праву считаю своей сестрой.

— Мне кажется, что у меня стокгольмский синдром, — усмехаюсь я, делая глоток вина.

— Симпатия жертвы к насильнику? Да ну! Глеб не насильник.

— Согласна. Но по-другому я не могу понять, почему меня так пробрало. Ни с кем другим подобного не было, а здесь словно… любовь с первого взгляда.

— Я в неё не верю, — тоном знатока произносит Яна.

— Я тоже, — отвечаю куда менее уверенно.

— Ну он хоть номер телефона у тебя взял?

— Нет, что ты! — мотаю головой. — Глеб себя очень выдержанно вёл, руки не распускал и не приставал с того момента, как узнал, кто я.

— Ох… Крылова, ты так описываешь его, что я сама сейчас влюблюсь.

— О том, чтобы оставить ему свой номер не шло даже речи. Я для него маленькая девочка… Дочь его друзей. И разница между нами ого-го сколько! Целых восемнадцать лет.

— И чё? – фыркает Яна. — Вижу цель — не вижу препятствий.

Подруга всегда такая. Прёт напролом и с лёгкостью добивается своих целей. Мне эта черта характера в ней очень нравится, но сама я на подобное не способна. Особенно сейчас.

— Я у него в квартире шапку забыла, — говорю приглушённым голосом. — Будет повод как-нибудь заехать…

— Шапку… Ну ты и тетёха! Надо было трусики или бюстгальтер «забыть».

— Ну я же не специально…

— Не специально она! – качает головой Янка. — Собирайся, поедем к твоему Глебу.

От неожиданности я чуть не опрокидываю бокал. Я планировала это сделать, но не так скоро… Хотела выждать день или два, прийти к нему домой и хотя бы ещё одним глазком взглянуть на Глеба. В последний раз!

— Ника-а… Ну что ты как маленькая?

— Нет, Ян, я не могу так. Мне нужно подготовиться. Тем более у Глеба в гостях его женщина. Возможно, любимая.

— Чушь! Любимую женщину не отшивают в новогоднюю ночь.

— А у меня Ромка есть, — совсем тихим голосом произношу я. — Ты не забывай.

— Ромка? Он попросил у тебя прощения?

— Нет, но это потому, что я пока не ответила на его сообщения.

Яна наливает ещё вина и окончательно загорается идеей поехать к Глебу. Я сопротивляюсь так сильно, как могу, но после третьего выпитого бокала подруга вызывает такси и буквально силой тащит меня в прихожую.

За считаные минуты мы оказываемся у знакомой высотки. Я поднимаю взгляд на пятый этаж в попытке найти окна Глеба. На кухне горит свет, а значит, он дома. Алкоголь мигом выветривается из головы, и с каждой секундой моя уверенность в том, что я поступаю правильно, бесследно испаряется.

— Открывай дверь, Вероника! — настаивает подруга.

— Это дурацкая идея. А вдруг… что, если они там занимаются сексом?

— А вдруг… А если… Ты всю жизнь девственницей сидеть будешь с таким характером.

В этот момент в кармане звонит телефон. Я достаю его наружу и смотрю на дисплей. Мама.

— Никуль, ты долго ещё у Яны будешь?

— Что-то случилось?

— У бабушки давление шарахнуло, а мы с отцом уехали к Кузьминым на дачу. Сможешь привезти ей лекарства и посидеть немного?

Я тяжело вздыхаю и отвечаю: «Конечно, мам».

Янка выглядит поникшей и недовольной и ворчит себе под нос, когда я вновь вызываю такси. А я… я считаю это знаком свыше. Нельзя мне к Глебу. Просто нельзя.

Бабушке действительно плохо. Она, как всегда, дотянула до последнего и только потом позвонила маме. Лекарства, которые я купила в круглосуточной аптеке, не помогают, поэтому мне приходится вызвать скорую помощь. Вся ночь получается нервной и беспокойной. Я измеряю давление каждый час и почти не отхожу от бабушки.

В таком ритме проходит вся последующая неделя и даже Рождество. Шапку мне приходится купить в ближайшем торговом центре. Жаль, конечно, ведь та, что осталась у Глеба, была моей любимой. Её связала бабушка по моему заказу. Она просто обожает это занятие! И тот молочный свитер, на который я пролила шампанское тоже связала она. Но ничего не поделать — на улице который день стоит двадцатиградусный мороз, уши мёрзнут, а поехать к Глебу я так и не решаюсь.

— Ник, я поговорить с тобой хотел, — произносит папа, когда я возвращаюсь поздним вечером домой.