Любовь тоже есть, но физическая. Я проматывала все сцены, которые окрашивали мои щёки в алый цвет. Такое откровение… не для меня… До сих пор смущаюсь, когда Женя тянется поцеловать, хотя это, наверное, смешно. Все-таки мне уже восемнадцать, а я, по мнению папы, в куклы играю. Он образно так смеется надо мной, но, вместе с тем, вряд ли позволит представителю противоположного пола приблизиться. Про сына Каминского он даже не знает.
— Ой, — случайно вскрикиваю, подумав об этом.
— Что? Что такое? — Медсестра оперативно подскакивает и осматривает моё испуганное лицо. — Болит? Тошнит?
— Извините, — мямлю. — Я о своём. Всё хорошо.
Заверяю её, чтобы не переживала, хотя меня в самом деле тошнит, но к этому чувству придется привыкнуть. Как и к тому, что сегодня рано утром мне пришлось расстаться с тем, чем я гордилась…
Спустя минут тридцать я уже выходила в коридор, заправляя за ухо непослушную
— Ты очень красивая!
Вздрагиваю, но тут же разворачиваюсь и оказываюсь в самых надёжных объятиях.
Женя подпирает плечом стену, прижимая меня к себе обеими руками.
— Тебе подходит!
Рассматривает мой новый образ и с улыбкой дует на чёлку.
— Откуда… ты…
Хочу спросить, откуда он знает (потому что удивления в жениных глазах ни капли) и как здесь оказался? Он же уехал домой, и не сказал, что сегодня появится.
— Пока тебя ждал, посетил своего врача. Твой брат рассказал про смену причёски. Ты на самом деле переживала?
Ещё как! Мне всегда хотелось длинные волосы, чтобы красивой волной струились по спине. Я даже не красила их ни разу, чтобы они выглядели здоровыми и ухоженными.
Пока идём к палате, рассказываю про свою мечту. И, конечно, не удержавшись, добавляю:
— А когда была совсем маленькой, надевала несколько колготок и всем рассказывала, что это мои длинные косы. У нас дома несколько фотографий есть, где я позирую в образе русалки.
— Почему русалки?
— Я сейчас и сама задумалась. Мне казалось, что у них такие причёски. Плюс мультик с Ариэль, знаешь? У нее волосы были красного цвета.
— Угу.
Под мои воспоминания мы оказываемся за закрытой дверью, и Женя уже без стеснения ловит мою руку, чтобы притянуть к себе и поцеловать по-настоящему.
Стоит его губам коснуться моих, в голове начинают летать стрекозки, шелестя прозрачными крылышками, а окружающий мир расцветает яркими красками. Все мысли улетучиваются, оставляя только странное тепло в груди, растущее и заполняющее меня своим светом.
Я несмело отвечаю на женин поцелуй, прикрываю глаза и парю! Парю в небе, держась за его надежные плечи. Мне так хорошо, так спокойно и так… влюблённо…
***
Напеваю под нос и кружусь по палате, представляя, что я та самая фея, фигурка которой висит на моей цепочке. Сжимаю её в руке и тихонечко смеюсь.
— И кому у нас весело?
Илья без стука входит, но оправдывается тем, что дверь была приоткрыта. Всё может быть: я сегодня рассеянная и до самых высоких высот счастливая.
Мы с Женей проболтали до самого позднего вечера, а рано утром он уехал. Теперь он может приезжать несколько раз в неделю, а потом…
Потом он начнёт жить настоящей жизнью, вернётся к тренировкам и в команду. Когда рассказывал о планах, зеленые глаза горели огнём. А я так живо себе представляла, что среди ночи схватилась за карандаш. Под подушкой так и лежит блокнот, на одной из страниц которого изображен Женя, ведущий мяч по площадке.
— Жек, ты о чём задумалась?
А я застыла на месте, с широкой улыбкой и вся в мыслях.
— Да так, — тяну и незаметно прячу под воротником феечку.
Брат её видел, но мне не хочется показывать, что я постоянно к ней прикасаюсь. Это… личное…
— Видел я вчера твоё «да так», — смеётся брат. — Я рад, что ты улыбаешься, сестрёнка. Ради такого я готов на что угодно. Даже прикрывать вас перед отцом.
Моя улыбка сползает с лица: мне было так плохо, а потом стало так хорошо, что я совсем забыла о противостоянии наших семей.
— Малышка, не думай. Тебе сейчас нужны только положительные эмоции, поэтому… — Илья замолкает, а я начинаю притоптывать от нетерпения, зная, как долго братец может держать паузу. — Поэтому…
***
Смотрю в искрящиеся довольные глаза сестрёнки и мысленно стискиваю зубы. Показать ей своё волнение никак нельзя, поэтому беру себя в руки и, нацепив загадочную улыбку, растягиваю интригу.
Как в детстве подпрыгивает от нетерпения и ждет. Ещё немного и начнёт хлопать в ладоши, как маленькая девочка Женя, которую я часто вспоминаю: пышное платье (она их обожала), две косички и громкий визг радости, стоило мне или отцу перешагнуть порог дома.
Сын Каминского, Евгений, просил не говорить, когда пришёл ко мне за поддержкой, но Жеку нельзя волновать. Да и мне надо вбить в её затуманенную влюбленностью голову очевидные факты.