Я беру Воронцова за руку, но он полностью меня игнорирует. Даже не смотрит, а ведь мне так важно увидеть в его глазах прежние эмоции!
Ноги тяжёлые, движения рассеянные. Меня шатает из стороны в сторону, словно я перебрала с алкоголем. Подхватываю с земли сумку с аппаратурой, ступаю по хрустящему снегу и забираюсь на переднее сиденье автомобиля. Меня знобит так сильно, что на весь салон громко отстукивают зубы.
Ромку уводят в ресторан. Суетятся над ним, как над маленьким несмышлёным ребёнком. Он, кажется, остывает и перестает вести себя агрессивно.
Я буквально впечатываюсь лицом в лобовое стекло автомобиля, когда Воронцов начинает разговаривать с отцом Ромки. Он держится спокойно и расслабленно, впрочем, как и Захаров-старший. Мне очень хочется верить, что Глебу за избиение ничего не будет.
Я сижу как на иголках. Держусь правой рукой за дверь автомобиля, готовая в любой момент сорваться с места и броситься к Воронцову на защиту. У меня вряд ли что-то получится, но я буду сражаться за него до последнего.
Мужчины разговаривают бесконечных пять минут, а затем просто расходятся в разные стороны. Естественно, руки не пожимают. Им не за что уважать друг друга.
Я закрываю ладонями лицо и наконец испытываю долгожданное облегчение. Всё закончилось, ведь так? Господи, какой ужас… Идеальные часы, которые я хотела провести вместе с любимым, превратились в кошмар, который до сих пор стоит у меня перед глазами.
Глеб садится рядом, несколько секунд барабанит пальцами по рулю, а затем заводит двигатель и резко срывается с места. Разговаривать со мной он не намерен, и я его понимаю в этом, но мириться с таким положением вещей не хочу.
— Что он сказал тебе? — спрашиваю я, когда мы отъезжаем на приличное расстояние от «Шервуда». — Угрожал? Злился? Глеб, прошу. Скажи мне хотя бы одно слово…
— Блядь, мы можем просто помолчать? — грубо отвечает Воронцов.
От обиды к глазам подбираются слёзы. Он впервые разговаривает со мной таким тоном. Заслуженно? Возможно… Но очень-очень обидно.
— Я не хочу молчать, — я коротко всхлипываю и вытираю рукавом куртки выступающие слёзы. — Пожалуйста, давай поговорим!
— О чём поговорим? Что ты хочешь услышать, Ника?
В тоне Глеба больше нет злости, только бесконечная усталость и… разочарование. Надеюсь, что я просто себя накрутила. Мне так хочется вернуть время на пятнадцать минут назад и всё исправить! А ещё лучше — на несколько дней, и на встрече с приветливой Викой отказаться от её предложения.
— Ты и без меня знаешь, что не должна была соглашаться на эту работу, — произносит Воронцов. — Не должна была провоцировать влюблённого в тебя парня своим присутствием. Тебе от него подальше нужно держаться, потому что я не всегда смогу быть рядом, а этому недоделанному мажору хрен знает что может взбрести в голову. Я с ума сойду за эти три месяца!
— Мне очень жаль, Глеб… Прости меня… Если бы я знала, чем это кончится, то ни за что бы не согласилась. Тебе за это ничего не будет? — лепечу я одними губами. — Захаров... он ведь председатель Арбитражного суда.
— Мне похуй, — раздражённо отвечает Глеб. — Хоть сам Бог.
Остаток дороги мы едем молча. Мне ужасно грустно и горько, что всё именно так закончилось. Я не решаюсь трогать Воронцова, потому что он жутко взвинчен — это видно по манере его вождения.
Остановив автомобиль у подъезда, он впервые за весь вечер касается меня. Осторожно берёт за локоть, приближает к себе и включает в салоне свет.
— Сильно болит? — спрашивает Глеб, внимательно всматриваясь в моё лицо.
— Ни капельки.
— Можем поехать в больницу, но губа цела. Я сам тебе обработаю.
— Хорошо.
Очутившись в его квартире, я слышу тихий шорох на кухне. Замираю на месте, потом быстро стягиваю с себя сапоги.
Я удивлённо смотрю на Воронцова, пытаясь понять, что здесь происходит. Его взгляд теплеет, оттаивает, на лице мелькает едва уловимая улыбка.
— У нас гости?
— Почти. Проверишь?
— Я не хочу молчать, — я коротко всхлипываю и вытираю рукавом куртки выступающие слёзы. — Пожалуйста, давай поговорим!
— О чём поговорим? Что ты хочешь услышать, Ника?
В тоне Глеба больше нет злости, только бесконечная усталость и… разочарование. Надеюсь, что я просто себя накрутила. Мне так хочется вернуть время на пятнадцать минут назад и всё исправить! А ещё лучше — на несколько дней, и на встрече с приветливой Викой отказаться от её предложения.
— Ты и без меня знаешь, что не должна была соглашаться на эту работу, — произносит Воронцов. — Не должна была провоцировать влюблённого в тебя парня своим присутствием. Тебе от него подальше нужно держаться, потому что я не всегда смогу быть рядом, а этому недоделанному мажору хрен знает что может взбрести в голову. Я с ума сойду за эти три месяца!
— Мне очень жаль, Глеб… Прости меня… Если бы я знала, чем это кончится, то ни за что бы не согласилась. Тебе за это ничего не будет? — лепечу я одними губами. — Захаров... он ведь председатель Арбитражного суда.
— Мне похуй, — раздражённо отвечает Глеб. — Хоть сам Бог.