— Здорово! Медовый месяц на островах — это же сказка, — я улыбаюсь в ответ и думаю о том, что с Глебом мы никуда не сможем полететь. По крайней мере, в первые пять лет после того, как он уйдёт со службы. Не положено. Впрочем, я буду рада отдохнуть с ним хотя бы в Анапе или Сочи.
до рези в глазах и ломоты в теле.
Когда мы останавливаемся на фотке, где Вика снята вместе со своим братом, я решаюсь задать интересующий меня вопрос:
— Как себя чувствует Рома?
— О, с ним всё нормально, не волнуйся, — отмахивается Захарова. — Небольшое сотрясение, перелом носа. Отлежался в больничке неделю, теперь вот дома сидит.
— Я рада, что ничего серьёзного, — говорю вполне искреннее. — Хотя перелом носа тоже малоприятная вещь.
— Ага, он весь в синяках, но… может, поймёт наконец, что не стоит лезть туда, куда не просят.
Вика иронично выгибает бровь и старается сменить тему для разговора. Я поддерживаю и тут же подыгрываю. Всё же Рома её брат и, хотя Вика пытается держать нейтралитет, я вижу, что она за него волнуется.
Нам вместе комфортно и интересно, но спустя полчаса мы с Викой сворачиваем встречу. У каждой из нас свои планы и дела на сегодняшний вечер.
Я возвращаюсь домой практически без сил. На пороге сидит Туман, жалобно мяукает и требует поскорее накормить его ужином. Я быстро снимаю с себя обувь и верхнюю одежду, мчу на кухню и достаю заветный пакетик с кормом. Кошачье возмущение быстро сменяется довольным урчанием.
Переодевшись в домашнюю одежду, я приступаю к приготовлению собственного ужина, но звонок мобильного телефона отвлекает меня от этого занятия. На дисплее светится номер Глеба, сердце в грудной клетке радостно трепещет, а настроение повышается.
— Привет!
— Здравствуй, Ника, — его родной голос мгновенно согревает душу. — У тебя всё нормально?
— Да, всё отлично!
— Как Туман? Растёт?
— Ох, не то слово! Ты когда вернёшься, то его не узнаешь.
Воронцов выдерживает короткую паузу, заставляя меня перестать дышать и покрыться липким потом. В голове проскальзывает мысль, что это явно к не добру.
— Ник…
— Что, Глеб?
— Я пропаду на некоторое время.
— На некоторое это... день, два или неделя? — спрашиваю осторожно.
— Ты думаешь, если бы я знал, то не сказал бы тебе?
Он повышает на меня голос, и мне это не нравится. Становится ужасно обидно и горько. Эта разлука… она выматывает меня. Опустошает до последней капли. Даже не знаю, как я смогу продержаться такой долгий срок.
Перед глазами всё плывет, наворачиваются слёзы. Я пропускаю момент, когда начинает подгорать яичница.
— Не кричи, пожалуйста. — Я выключаю конфорку, снимаю с шеи фартук и бросаю его в сторону. — Ты далеко, а я волнуюсь.
— Мелкая, ты что, плачешь? — спрашивает удивлённо Воронцов. — Чёрт, извини меня, пожалуйста. Я полный придурок.
— Ты не придурок, Глеб… Всё нормально.
Я хочу сказать ему, что безумно люблю и жду его возвращения, но Глеб несдержанно ругается в трубку и сообщает, что ему пора бежать.
В динамике звучат короткие гудки, я откладываю телефон на кухонную столешницу и обнимаю себя руками за плечи. Оказывается, ожидание — это не страшно. Гораздо мучительнее — неизвестность.
Глава 50
Глеб
Десять часов на лютом холоде дают о себе знать.
Глаза слипаются от усталости, тело до сих пор знобит, а голова раскалывается на части. Если бы не грёбаная документация, я бы уже давно завалился спать.
Отложив в сторону ручку, поднимаюсь с кресла и включаю электрочайник. Пока он греется, я просматриваю сообщения, которые прислала мне Ника. Их много. В день обычно штук десять набегает. Никогда бы не подумал, что меня это будет так сильно умилять.
Сегодня она прислала фото Тумана, который спит в кресле, свернувшись калачиком; фото новой кофеварки; фото со съёмок. И своё. Увидев последнее, где Ника в короткой пижаме, которая едва прикрывает её ягодицы, я ощущаю привычное возбуждение. Сейчас бы сорваться домой и забраться к ней под одеяло, а не вот это вот всё.
Чайник вскипает, я прячу телефон в карман и наливаю в чашку кипяток.
Входная дверь тихо приоткрывается. Я улавливаю запах цветочного парфюма, слишком сладкого и навязчивого. Мне не нравится. Теперь уже не нравится.
Узкие ладони опускаются мне на плечи, затем массажируют шею. Я резко поворачиваюсь и перехватываю запястья. Настя вздрагивает, пугается, а затем начинает широко улыбаться во весь рот.
Она работает медсестрой недавно. Молодая, лет двадцать пять. Замужем, есть ребёнок. Низкого роста, фигуристая, с большими сиськами и задницей. Как только мы с бывшей женой разъехались, у нас с Настей завязалась необременительная интрижка. Мне было удобно, ей тоже. Никаких привязанностей, обид или недопониманий. Голый секс, удовлетворение инстинктов. Меня всё устраивало до тех пор, пока в мою жизнь не ворвалась Ника.
— Я разве разрешал тебе войти? — спрашиваю её строго.
— Глеб, ну ты чего? — Она дует губы, пряча улыбку.
— Я тебя спросил, Насть.
— Нет, я вошла без спросу, — отвечает обиженным тоном. — Извини. Я сейчас постучу и войду обратно.