Нам нельзя (СИ)

Пускающий нюни Маск Котов что-то говорил мне, а я тянулась к Трэшу, которого убивали.

Но тут налетел медведь.

Огромный Тоша Иванович с хвостиком на макушке. Трэш тоже с хвостиком.

Я рассмеялась. Медведь и медвежонок.

Появился надёжный охранник. Я куда-то падала, прямо на пол. Куча каблуков и ботинки, а потом рядом рухнул Макс Котов со сломанным носом и выбитыми зубами. Он чавкал своей кровью, и его глаза говорили мне, что он сожалеет.

Меня дёрнули вверх и мир опять исчез.

Машина.

Орущий Трэш, прижимающий меня к себе. Рот открывал, но звуков я не слышала. Видела только ожесточённое лицо и вздёрнутые в боли брови.

Я трогала его лицо, но не чувствовала прикосновений, поэтому стала нажимать с силой, поцарапав парня своими острыми ногтями.

Много огней. Это город.

Человек в белом халате. Мне в вену вставляли иглу. Я резко отвернулась и уткнулась носом в толстовку Трэша.

Мир крутился, переворачивался с ног на голову. И только моё маленькое убежище мелькало рядом. Я пыталась за него зацепиться, спрятаться в объятиях Савинова, но не получалось.

В горло что-то запихали. Похоже, промывали желудок через зонд. Это самое отвратительное, что происходило в моей жизни.

Звуки появились, когда я лежала на кушетке в палате, вывернув всё содержимое желудка.

Было шумно. Много голосов доносилось из коридора.

Пахло хлоркой и больницей. Палата была выложена белой плиткой, рядом с кушеткой стояла капельница.

— Не бойся, Киска, я уже наорался, больше не буду ругать.

Трэш присел рядом. Гладил меня по волосам. На его плечи был накинут белый халат.

Его лицо напротив моего.

— Тебе лучше? — с тревогой спросил он.

Я протянула к нему слабую руку. Прикоснулась к любимым губам. Мягким и нежным. Так мне нужным. Проехалась по синяку на скуле, едва касаясь подушечками пальцев. Тронула прямой нос и широкие брови. Почувствовала его.

Как же я тебя люблю!

— Спасибо, — выдохнула я.

Вот это я отметила совершеннолетие!

Глава 10

Мы стояли в широком коридоре больницы скорой медицинской помощи. Двери всё время открывались. Ввозили больных, вкатывали на каталках. Бегал медперсонал. Жизнь била ключом.

Трэш кутал меня в белую дублёнку и прижимал к стене. Отошёл от меня только тогда, когда появился Антон Иванович в обществе молодого полицейского.

Тоша конечно с иголочки. Модная куртка на меху, джинсы, свитер тонкий. Прямо Сонькина мечта.

— Екатерина Николаевна, — обратился ко мне полицейский. — Подпишите.

Мне сунули в руку ручку.

— Что это? — ошарашенно спросила я.

— Это заявление. Вас пытались изнасиловать.

— Я не хочу, — заныла я, в надежде глядя на Антона Ивановича.

На Трэша смотреть было бесполезно, он за то, чтобы Котову досталось.

— Катя, — Тоша посмотрел на меня печальными глазами. — У Максима Котова уже есть судимость. В школе говорят, что за воровство, но на самом деле… За участие в групповом изнасиловании. Он получил условно, потому что был самый младший из участников и был несовершеннолетним.

— Она? — испуганно посмотрела я на Трэша.

— Нет, — Никита понял, о ком я говорю.

Не Сонька, и то хорошо.

— Это заявление необходимо, чтобы припугнуть его, — пояснил Антон Иванович.

— Он не хотел…

— Киса! — зарычал Трэш.

— Я правду говорю, он просил тех мужчин! Это они мне коктейль дали.

— Ты сможешь забрать заявление, но его должен увидеть отец Максима, — объяснял биолог. — Пойми, отец его оберегает. Он сможет Максиму помочь. Ещё не поздно вытащить парня из этого.

Я взяла ручку и потянулась к папочке, на которой лежало заявление. Я даже читать не стала. Так глянула, что есть результаты анализов и показания свидетелей.

— Постойте здесь, я сейчас, — сказал Тоха и отошёл вместе с полицейским в сторону.

Они разговаривали и даже обнимались. Были друзьями.

— Тоха наш крутой мужик, — сказал Трэш, тоже глядя на старых друзей. — Его здесь все знают.

Никита посмотрел на меня и опять встал рядом, спрятал от чужих взглядов.

— Маленькая, глупая Киса, — сказал он и очень нежно улыбался. — Совсем маленькая, не совсем глупая.

— Ты меня не знаешь, — посмотрела в его тёмно-синие глаза.

— Я всё о тебе знаю, — гордо заявил он.

— Да? — с подозрением натянула улыбку. — И какие мои любимые конфеты?

— Молочный шоколад, ассорти.

— Откуда? — ошарашенно удивилась я.

— Ты в первый день к нам пришла, одна на задней парте целую коробку слопала.

— Ни одна, Куча воровала, — оболдеть… Он знает! — А какие мои любимые цветы?

— Пионы. Они у тебя на заставке в телефоне.

— Точно.

Он не перестанет удивлять.

— Что ещё знаешь обо мне? — шепнул я.

— Ты любишь виноградный сок. Мы на реку ходили, я разные купил, ты выбрала именно виноградный.

— Ещё, — требовала я, понимая, что он… Я ему небезразлична, он очень внимательно ко мне присматривался.

— Ты не красишь ногти, но они у тебя ухоженные и покрыты бесцветным лаком. Ты в одежде выбираешь неброские цвета, но нижнее бельё у тебя всегда яркой расцветки.

— Откуда?! — возмутилась я.

— Дырка в стене между мужской и женской раздевалкой, в спортзале, — он довольно улыбался.

А Сонька ещё у раковины по пояс раздевается каждый раз. Вот обрадуется, когда узнает.