Нам нельзя (СИ)

Спальня у нас огромная. Разделена на секторы. Слева от входа дверь в гардероб. За ней во всю стену резные деревянный дверцы, прикрывающие папин иконостас. Ник не выставляет своё вероисповедание на показ. И ни разу в жизни не заставлял меня ходить в церковь. В отличие от долбанной бабули.

Дальше шла наша двуспальная низкая кровать, над которой висел чёрный шнурок с деревянным котёнком. От времени подвеска почернела, и я, боясь, что она испортится, решила её на стену повесить и не носить.

Рядом с кроватью — рабочая зона с длинным столом. На нём два компьютера и ворох бумаг. Это уже мои личные тараканы. Обожала засыпать, глядя, как муж работает. Он спал гораздо меньше меня. Поздно ложился, рано вставал.

Ближе к окнам была установлена беговая дорожка.

На ней бежал Никита.

Любимый мой метр девяносто ростом и сто с лишним килограмм живого веса. Но никакой вибрации по полу и тряски. Это здание строила наша фирма, и квартиры здесь элитные.

Ник сам следил за строительством. Он сразу определил себе тихую роль среди держателей акций. Входил в состав директоров, но не душил конкурентов и не участвовал в экономических битвах. На нём было именно качество.

Обожала его! Его обалденное мускулистое тело, его белозубую улыбку. Он в одних шортах, в ушах наушники. Мышцы напрягались, и потное тело так и влекло.

Никита подмигнул мне, а я прошла к окну и приоткрыла его. Наполненный запахом весеннего парка, в комнату ворвался приятный ветерок.

Муж вытащил наушники. Не сбавляя темп бега, вскинув бровь и спросил:

— Зачем окно открыла?

— Потом воняет, — хитро прищурилась я.

Меня действительно стало подташнивать от его запаха.

— С каких пор ты мой запах не переносишь? — усмехнулся Трэш.

Я показала ему тест, даже поближе поднесла и руку протянула, потому что он, итак, высокий, ещё стоял на подъёме.

Он резко отключил тренажёр. Дорожка медленно останавливалась.

Вид у Никиты был ужасающий.

Я знаю этот взгляд.

Когда у него куча идей, которые он любой ценой будет осуществлять.

Он подошёл ко мне и внимательно рассмотрел тест на беременность.

— Ник, только без фанатизма, — нахмурилась я, глядя на его хищную улыбку.

— Теперь точно дом буду строить, — выдохнул он и подхватил меня на руки. — А ты боялась! Всё в порядке!

Я действительно боялась, что не смогу забеременеть. Наморщилась, когда он прижал меня к себе.

— Всё, всё, — рассмеялся Никита. — В душ идём, не будем тебе атмосферу портить.

— Вдвоём? — рассмеялась я уже набегу. — Девочки не в школе!

— У меня звукоизоляция отличная, — ответил мой сладкий нахалюга и затащил меня в ванную комнату.

Любим мы с Никитой это дело. Люди говорят о кризисах семейных, а мы только жить начинаем. Как малолетки по углам ныкаемся и таем друг от друга.

Завтракать пришли довольные и счастливые. Элли с Велей нас обслуживали, как в лучших ресторанах Европы. Бабка притащила свой зад за стол и ворчала что-то своё.

— Так все слушаем! — у Никиты улыбка не сползала с лица.

— Только не при Лиде, — прошептала я, но было поздно.

— Мама у нас беременна, — он опустил широкую ладонь на мой крохотный животик, который десять минут назад зацеловывал.

Лошадки мои повскакивали с мест и заверещали от восторга. Сколько я пыталась их отучить, так эмоционально реагировать, не получилось.

Меня целовали и обнимали. А я смотрела в синие глаза свекрови. Она неожиданно заплакала. Женщина, подарившая мне самого любимого человека на свете. И Ник унаследовал её черты: неуступчивость, нелюбовь к чужим людям, принципиальность. Трансформировал в себе доставшийся от матери характер, как я черты Светы. И мы уже другие люди.

Матерей не выбирают.

— К врачу сейчас поедем, — сказал Никита, влюблённо глядя в мои глаза.

Он начал планировать нашу поездку. И это очень хорошо, что когда планы задуманные не срабатывают, он способен адаптироваться к ситуации и достаточно ловко «лавирует» по этой жизни.

В дверь позвонили.

Нежданно-негаданно, на мониторе домофона появились две тёти, ужасно мне не понравившиеся.

— Здравствуйте, мы к Савиновой Екатерине Николаевне, — сказала одна из женщин.

— С какой целью? — рявкнул Никита за моей спиной.

— Ваша мать Светлана Сергеевна Тугарина умерла три недели назад.

Я тут же открыла им дверь и обеспокоенно посмотрела на своих девочек. Они замерли. Знали про свою маму. Не всё. Я предпочла рассказывать исключительно самое лучшее.

— Мам, ты же сказала, что она умерла, — замогильным голосом прошептала Веля.

— Она вас бросила, — сообщила Лида, любительница правды-матки.

Никита открыл дверь в квартиру.

Женщины вошли в огромную прихожую. Одна протянула мне документы.

— Вы из опеки? — зло пробасил Никита, заглядывая в бумаги.

Он на дух не выносил опеку. И это не касалось того, что его в семнадцать лет от меня оторвали. Дело было в том, что когда мы взяли себе девочек, к нам повадились с проверками приходить. Мы даже однажды в прокуратуру писали, чтобы отвяли от нашей семьи. А потом, когда заработок стал позволять, Никита удочерил их. И через свои каналы договорился, чтобы никто не приходил. Поэтому Веля и Элли у нас Никитичны Савиновы.